Шах и Мат. Сыграем в Любовь?
Шрифт:
– Нет, Паула, спасибо!
– Mi amor, сеньора, ждать ли нам гостей к ужину? Сеньор Савелий не приедет?
– У сеньора дела в Москве, боюсь, он к нам не присоединится.
Довольно привлекательная женщина среднего возраста, загорелая, с шикарной фигурой: молодые девушки, гонящиеся за формами, за такую убили бы или сдохли от зависти, а мужчины оборачиваются Пауле вслед и отвешивают комплименты, хотя в Гаване, как и на всей остальной Кубе всегда и всем отвешивают комплименты. Не всегда они отличаются изяществом слова или красотой, но такой
Не спрашивала никогда, как Саве вообще удалось ее приобрести, просто приняла как факт и познакомилась с этой семейной парой в первый свой приезд сюда.
Они были милыми людьми, вежливые и смешливые. Когда эта пара оказывалась рядом, сразу становилось понятно, что между ними любовь, настоящая и чистая. Они поженились сразу, после знакомства, но Бог не дал им детей. Вика никогда не интересовалась, как Паула пережила эту новость, тем не менее, супруги казались счастливыми и так. И заботились о ней и о Саве, как могли и умели, отдавали свое душевное тепло им и этой квартире. Хотя Вика и могла себе представить каково это хотеть дать своему человеку все, что можешь, отдать всю себя, но при этом не иметь возможности сделать любимого отцом.
На этом острове все было пропитано вкусом свободы, жаль, что все пришло в упадок, экономики как таковой и не существовало долгое время, и еще неизвестно, когда все пойдет на лад…
У сеньора дела в Москве. Так она ответила, а саму изнутри выжигала насквозь, кислотой, ревность. Жгучая и болезненная, которую не задавишь просто так силой мысли и желания, не убедишь себя, что ты не имеешь права на все это: на любовь, на ревность, на страсть.
В глубине сознания и в душе только одна мысль: он мой! МОЙ!
И кричать хочется от всего, что внутри бурлит! Яростно заявить на него свои права и не отдавать никому и никогда. Потому что он – ее! Всегда! Во всем! Только для нее!
Так Вика считала два года назад. Жила этими мыслями, дышала ими в полной уверенности, что нашла свое счастье, и уже никто и ничто не сможет его разрушить.
Ошиблась. Очень больно и горько ошиблась.
И не пережила до сих пор. Не отпустила. Мучилась, страдала без него. Задыхалась по ночам от собственного крика и стона, от тоски по нему загибалась. Мира не замечала вокруг себя, все по инерции делала и жила.
У нее не находилось слов, чтобы самой себе сказать: хватит! Прекрати!
Не было аргументов, которые смогли бы задавить эту поганую боль за грудиной, которая сдавливала с каждым новым днем сильней, душила ее.
Она бы хотела забыть все, и не знать каково это – любить Шаха. Быть его женщиной. Чувствовать себя его женщиной.
Вика не будет снова плакать по нему. Не сейчас.
Ей нужен перерыв. Маленький перерыв, чтобы прийти в себя и понять, чего она хочет для себя и от себя.
Ее бабушка умерла и оставила
Семья у нее странная, что тут еще можно сказать. Со стороны отца уж точно все готовы друг другу глотки рвать за лишний «кусок пирога» семейного бизнеса.
Она в этом участвовать не собиралась. И бабушка ее желание уважала, поэтому в завещании обещала Викиного имени не упоминать.
Хорошо здесь, у нее душа оттаивала в этом месте, в этой квартире. Она хранила так много светлых и полных любви воспоминаний, была вся пропитана теплом и уютом.
– Виктория Леонидовна, я поехал тогда?
Лешка заглянул в ее спальню, улыбнулся открыто.
– И куда ты Алексей собираешься?
– Так в Москву, – мужчина пожал плечами и смотрел на нее честными глазами, а она дурочка должна была поверить.
– Леша, я твоего босса, как себя знаю, и ты предлагаешь мне поверить, что он оставит меня в чужой стране одну, без охраны?
– Ну, Виктория Леонидовна, что Вы мне всю конспирацию к чертям ломаете?
– Оставайся тут, Паула тебе комнату уже готовит. Конспиратор тоже мне, я Шаха знаю получше, чем ты.
– Тут Вы правы, я не спорю.
– Ну, так иди и звони, отменяй, что ты там уже снять успел.
– Понял, сделаю, босс!
– Я не твой босс.
– Нет, Вы лучше: Вы женщина моего босса! Поверьте, это намного лучше… или хуже, смотря с какой стороны смотреть.
У нее сердце в пятки ушло, и дыхание из груди вышибло.
Конечно, все люди Шаха знали ее в лицо, все его партнеры и недруги знали ее в лицо. Знали, кто она и кем для Шаха является. Он не брал ее на свои «встречи», но на большинстве официальных мероприятий она сопровождала его всегда. И точно помнила, как ее воспринимали по началу: с насмешкой и презрительными улыбочками, скрытыми за добродушными взглядами. Ее считали капризом Шаха, игрушкой. И только потом поняли, как сильно ошиблись. Осознали, что он любого зубами порвет, если кто-то просто произнесет ее имя не с теми интонациями.
Леша говорил уважительно и относился к ней так, как относился к самому Шаху. И был с ней искренним в своем желании поднять настроение или как-то попробовать наладить отношение между своим боссом и его женщиной.
– И с какой стороны ты смотришь?
Леша долго молчал, а потом расплылся в дурацкой мальчишеской улыбке, не характерной для взрослого мужчины его лет.
– А я смотрю со всех и сразу: работа у меня такая, – а потом он расхохотался и ушел искать Паулу, и Вика еще долго слышала его смех в дальних комнатах.