Шахидка с голубыми глазами
Шрифт:
– Если вы ответите на мои вопросы, то поможете не только мне, но и себе.
– Да, это так. Конечно, конечно… Задавай вопросы. Спрашивай. Любые вопросы! Я буду откровенен.
– Куда вы собираетесь ехать?
Должно быть, я произнес эти слова излишне громко, и любопытная хозяйка не преминула напомнить о себе. Скрипнула дверь.
– В Испанию, – за профессора ответила старушка.
Профессора даже передернуло. Он шумно задышал, его ноздри напряглись, как у коня, который только что проскакал несколько километров наметом.
– М-да, конечно, в Испанию, – подтвердил
– Я рассказала Яночке об этом еще месяц назад, – в дверную щель оправдывалась хозяйка, не рискуя зайти в кабинет. – Была чудная погода, мы стояли на балконах – каждая на своем – и говорили о курортах Средиземноморья. Яночка мечтала побывать в Италии. Она просто бредит художниками эпохи итальянского возрождения и поэзией Данте. И я, коль зашла речь о Средиземноморье, сказала, что в Италии ты был раз пять, а в Испании раза три, и вот скоро снова поедешь.
– Уйди с глаз моих долой! – процедил профессор и, как только дверь захлопнулась, с укором посмотрел на меня: – Я же просил тебя говорить шепотом. Что ты орешь, как на митинге в защиту прав глухонемых?
Я извинился, сел на подоконник, чтобы быть ближе к профессору, и задал следующий вопрос:
– Вы едете отдыхать?
– Что ты, какой отдых! Меня пригласили выступить с докладом в Мадридском клубе любителей восточной поэзии. Есть такая организация, в которую входят бойкие старушки с фарфоровыми зубами. Они выучили несколько четверостиший из «Лейли и Меджнуна» Низами Гянджеви и возомнили себя знатоками и любителями восточной поэзии. Ничего они не знают. Это просто блажь и причуда закрытого клуба толстосумов.
Профессор чем-то напоминал мне могучий «боинг», оторвавшийся от взлетной полосы и круто взявший курс в небо. Мадридская литературная богема, к которой устремился лайнер, представлялась мне некой облакоподобной субстанцией, которую ни понять, ни достать невозможно. Но каким боком состыкуется с этой субстанцией Яна Ненаглядкина, припевочка, бэк-вокалистка, пределом мечтаний которой было стоять на сцене прокуренного подвала за спиной своего тщедушного кумира? Откуда она могла узнать, что именно от клуба любителей восточной поэзии исходит смертельная угроза профессору Веллсу?
– Вы знаете людей, которые вас пригласили? – спросил я.
Профессор хмыкнул, вытер платком крепкую шею.
– Как тебе сказать? В этом клубе я буду выступать в третий раз. Кого-то знаю лучше, кого-то хуже. Представь мелких, сухеньких, белоголовых, как пломбир в рожке, старушек. По-моему, половина из них уже выжила из ума и давно пребывает в раю. Есть очень богатые особы, которые кокетничают со мной только ради того, чтобы я обратил внимание на бриллиантовые серьги и подвески. Есть дамы попроще… Это своеобразный контингент, похожий на стадо овечек. Но ты заставил меня задуматься о некой угрозе, которая от этого стада якобы исходит. До тебя подобные идиотские мысли мою голову не посещали.
Я согласился с профессором, что эта мысль, безусловно, идиотская, и подумал о том, что мне не хватит ни денег, ни сил отработать версию с выжившими из ума мадридскими миллионершами. Какие титанические усилия потребуются на то, чтобы среди целого поля божьих одуванчиков вычислить злодейку!
Увы, ничем профессор мне не помог. Мне оставалось дать задний ход и попытаться снова встретиться с Яной Ненаглядкиной, чтобы вытрясти из нее все, что она знает о готовящемся преступлении… Абсурд! Эта информация мне была нужна для того, чтобы обезопасить свою жизнь. Но источник информации – Яна – находился там, где моя жизнь будет подвергаться наибольшей опасности. Все равно, что спросить совета у палача, который старательно намыливает тебе петлю: «Дружище, а как бы мне избежать казни?»… На душе у меня стало темнее ночи. Я даже не смог скрыть тоскливое выражение на лице, и профессор не преминул заметить:
– Что это ты сморщился, как печеное яблочко?
– Вам следовало бы проявить благоразумие и отказаться от поездки, – произнес я. – Хотя бы временно, пока я снова не встречусь с Яной и не выпытаю у нее подробности.
– Отказаться от поездки? – фыркнул профессор, горделиво выпрямляя спину и расправляя плечи, словно желая продемонстрировать мне свою несгибаемую волю и упрямый нрав. – Это невозможно! У меня уже билет на руках, меня ждет интеллектуальная элита Испании!
– Как знаете, – устало сказал я. – Мое дело предупредить вас…
Как раз в этот момент я случайно глянул в окно и оторопел. На моих глазах через кирпичный забор во двор перемахнул кряжистый молодой мужчина в синем спортивном костюме. Несмотря на крупное тело, он проделал этот трюк с ловкостью гимнаста, и уже через мгновение исчез за густыми свечками туй, но я успел заметить большие темные очки, закрывающие едва ли не пол-лица, и закрепленную на его голове гарнитуру мобильной связи «хэнд-фри».
Глава 8
КАК ГУМАНИСТ КРОВЬ ПУСТИЛ
Я спрыгнул с подоконника и прижал профессора к стене.
– Не шевелитесь! – зашипел я прямо ему в лицо. – У вас гости… Дождались…
Профессор, не ожидавший ничего подобного, на время потерял дар речи. Ручаюсь, что он не понял мотивов моего странного поступка, моя грубость потрясла его до глубины души. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и мне показалось, что белые усы ощетинились, как иголки у испуганного ежика. Я прижимал его к стене и призывал в помощники волю, чтобы быстрее выйти из состояния шока и обрести прежнюю ясность и стройность мысли.
– Да что случилось? – хрипло произнес профессор, осторожно отстраняя меня от себя.
– То, о чем я вас предупреждал, – прошептал я и легонько шлепнул его ладонью по шее, заставляя пригнуться, а затем оттолкнул от окна. Согнувшись в три погибели, словно под метельным обстрелом, профессор перебрался к двери, но и там не рискнул выпрямиться во весь рост.
Я осторожно глянул из-за оконной рамы во двор. Негодяй в спортивном костюме наверняка затаился в зарослях туй. Он будет сидеть там долго и тихо до тех пор, пока не увидит свою жертву в окне достаточно отчетливо, чтобы затем без промаха выстрелить.