Шахидки по вызову
Шрифт:
Водитель пожал протянутую Костей руку и подбодряюще похлопал по плечу:
– Давай, Мохов! Удачи! Ты попал к хорошим людям.
– Все! – Канташ вышел на середину дороги. – Пора идти, пока светло.
Машина завелась и, напоследок посигналив, покатилась назад, к небольшому расширению на дороге, чтобы развернуться. Костя проводил ее с тоскою во взгляде и направился следом за чеченцами.
С первых же минут ходьбы он понял, что ему придется туго. Со стороны казалось, будто бандиты идут не спеша. Однако первое впечатление было обманчивым. Уже скоро он почувствовал одышку, а еще через километр начал отставать.
Он шел в середине колонны из четырех человек. На всех были надеты рюкзаки. Косте дали какой-то мешок. Он был не особо тяжелый, но в отличие от ноши бандитов неудобен для переноски. То и дело перекладывая его с одного плеча на другое, Костя старался не подавать виду, что ему тяжело. Отойдя на почтительное расстояние от места остановки, устроили привал. Рацион боевиков не удивил Костю. Из его мешка достали сникерсы, вручив каждому по одному, и по пачке галет из армейского сухпайка.
– Где взяли? – осторожно поинтересовался Костя у Канташа, ожидая услышать рассказ о продажных тыловиках.
– Гуманитарная помощь, – на полном серьезе ответил тот. – Тушенку и консервы тоже привозят, но ее тяжело носить с собой. Мы меняем ее в селах на деньги.
– А кто вам все это присылает? – удивился он.
– Мы все лето в Грозном жили, – не оборачиваясь, пояснил сидящий к нему спиной бандит. – Легально. Я вообще днем таксистом работал.
– Ну вы даете! – Черепанов даже перестал жевать. – Почему сейчас уходите?
– Мы не уходим. – Канташ покончил со своим обедом и теперь вступил в разговор. – Меняем место дислокации.
– Нам далеко идти?
– Не близко. – Он поднялся и закинул автомат за спину. – Заканчивайте.
Шли весь остаток дня и вечер. Лес сменился кустарником, потом горными лугами. Уже в сумерках Черепанов разглядел очертания домов. Аул казался продолжением россыпи огромных валунов. Он словно приземлился здесь подобно терпящему бедствие самолету, до полной остановки растеряв половину своих частей. В нескольких окнах было заметно бледное свечение. Из дворов доносился редкий лай собак.
Костя знал: несмотря на обманчивую близость селения, до него еще около часа ходьбы. Расстояние скрадывал спуск и подъем, а звуки – чистый воздух, скалы и тишина.
Сразу в аул не пошли. Свернув с тропы, спустились в ложбину. Дома вновь пропали из виду. Сбросив с себя рюкзаки, боевики обступили своего главаря. Канташ о чем-то заговорил на чеченском. Все это время Костя стоял в стороне, чувствуя себя не в своей тарелке. Мало ли что они обсуждают. Он уже не удивится, если его оставят здесь в рабство, несмотря на обещания, а убийство Висани окажется простым издевательством. Это очень хитрый народ. Им ничего не стоит убедить его в благосклонности своих намерений, но сделать это только из-за того, чтобы исключить вариант побега. Да и скажи об этом раньше, еще в Хиди Хуторе, пришлось бы тащить пленника со связанными руками. Лишние проблемы им ни к чему.
Между тем по интонации главаря Черепанов понял: разговор подходит к концу. Наконец Канташ хлопнул в ладоши и замолчал, пристально глядя в глаза одному из боевиков, словно пытаясь угадать, дошел ли до того смысл сказанного. Тот медленно кивнул, переваривая услышанное, после чего, прихватив автомат, ушел в сторону селения.
Земля была холодной. Сев на корточки, остальные стали вполголоса что-то обсуждать, не обращая внимания на Черепа. Быстро стемнело. Отрывистая чужая речь и наступление ночи вызвали новый прилив тоски, перемешанной с тревогой. Вновь перед глазами встала картина произошедшей накануне расправы. Попытался отвлечься и подумать о доме. От этих мыслей стало еще хуже. Как это все далеко! Неужели он никогда не увидит мать, отца, любимую девушку? Чего стоит этим полуграмотным отморозкам ради забавы прикончить его прямо здесь? Разве ради этого его растили? Как это несправедливо! И никто никогда не узнает, где он закончил так и не успевшую начаться жизнь. К горлу подступил комок. Зажмурившись, Костя задрал голову вверх и открыл глаза, пытаясь подавить приступ плача. В тот же момент словно порыв ледяного ветра ворвался в воспаленный мозг и, не задерживаясь, унесся дальше, унося с собой мысли. От восхищения Костя открыл рот, напрочь забыв обо всем на свете. Прямо над ним гигантской перевернутой чашей низверглась бесконечность Вселенной. Он никогда не видел столько звезд. Завороженный красотой, он отвлекся от боли в стертых ногах, голода и страха.
«Бог есть! – пульсировало необъяснимым теплом где-то в глубине груди. – Это он!»
Костя не мог понять, сколько времени находился в состоянии непонятного и доселе не испытанного им транса. Может, секунду, а может, час. Окрик чеченца и шум шагов вернули его в реальный мир.
Он обернулся. Со стороны аула в их сторону спускался человек. Он догадался – это разведчик, которого отправлял Канташ. Он еще раз удивился своему состоянию. Прошло не меньше часа, как этот чеченец ушел.
– Вставай, – его толкнули в спину. – Чего сидишь?
Он поднялся, забросил за спину мешок и догнал уходящего вверх боевика.
Глава 10
В селении Омагли, где разместил Рамхзана и девушек встретивший после перехода человек, кроме грузин жило много чеченцев. В основном это были женщины, старики и дети. Все они оказались здесь из-за войны. Одни бежали, потеряв кров и устав от непрекращающейся бойни, в надежде найти в Грузии вторую родину. Других переправили отцы, мужья и братья, вернувшись обратно воевать. Часть из них уже давно сгинула в огненном месиве, оставив выживать семьи в мире, который никак не изменился с их гибелью, другие мотали огромные сроки в тюрьмах и лагерях, третьи собирались пополнить эти ряды. Сейчас, перед наступлением холодов, в село потянулись боевики. Соблюдая негласную договоренность с грузинскими силовиками, они вели себя относительно тихо. Не появлялись на виду у местных с оружием, не хвастались своими подвигами в Чечне, что могло расцениваться как пропаганда войны. У многих здесь были семьи. Кто-то селился у знакомых и родственников, кто-то снимал комнату. Часто можно было увидеть относительно молодых инвалидов. Без рук, ног, одноглазые, они ничуть не стеснялись своих увечий, даже напротив – гордились. Впрочем, зачастую это было все, что дала им война. Рамхзан не хотел признавать бессмысленность существования этих чеченцев, выброшенных из-за ненадобности на обочину жизни. В первый раз он оказался в этом селе пять лет назад. Тогда ему казалось, что пройдет немного времени, и все они вернутся на родину, где станут уважаемыми и заслуженными людьми, а новая страна назначит им пенсии, построит дома. Но время шло, а долгожданная победа становилась просто несбыточной мечтой. В этом виноваты сами чеченцы, считал он. Несмотря на слабую образованность, он понимал: за деньги невозможно победить. Когда за войну платят, ее конец будет оттягиваться, а идеи отойдут на второй план, потому как она становится источником обогащения. Он мечтал собрать и объединить людей, которые не будут преследовать корыстных целей, но постоянно наталкивался на непонимание. Да, все громко говорили о высоких идеях, только и всего. Стоило появиться Англичанину, как авторитет Рамхзана упал, и вскоре он стал объектом беззлобных насмешек. Что было бы, если таких, как он, были не десятки, а тысячи? Разве посмели бы русские второй раз прийти в его страну? А сейчас? Даже женщины, которых он привел, умрут по принуждению. Что бы там ни говорили, но прежде всего они будут не жертвовать собой, а убегать от позора, преследуя собственные интересы.
Он проснулся на рассвете от крика петухов. Здесь, в Грузии, их было много, в каждом дворе. Потянулся, ощутив боль в натруженной спине и ногах. Откинув одеяло, сел. В доме было холодно. На стене тикали часы со сломанной кукушкой, показывая начало седьмого.
Кроме старинной кровати с панцирной сеткой в комнате стояли почерневшее от времени трюмо, шифоньер и стол-«раскладушка». На стенах, где не было окон, – ковры. Он вышел на улицу. Под сколоченным из сгнивших досок навесом, у печи, возилась хозяйка. По двору расползался запах дыма. Женщина была глуха. Когда-то она жила в Грозном и работала на железнодорожном вокзале. Имела большую семью. В дом попал снаряд и поставил точку на старой жизни. Старший сын вывез ее сюда и на последние деньги купил эту развалюху. Сам вернулся назад. Она ничего о нем не знает. Человек без прошлого и будущего, живущая одним днем и надеждой, что он, может, еще вернется. Если бы не боевики, которые до этой поры останавливались у нее, старуха бы уже умерла с голоду. Теперь она будет получать деньги за то, что в ее доме будут учить террористов. Она даже не догадывается об этом, считая поселившихся поздним вечером женщин такими же жертвами войны, как и сама. Хотя, наверное, так оно и есть.
Из комнаты, где спали девушки, появилась Комета. В руках она держала кувшин с водой и полотенце. Вопросительно посмотрев на Рамхзана, она вдруг улыбнулась. Сделав вид, что не заметил этого, он направился умываться.
После завтрака пришел Майбек. Они уселись за недавно убранный стол.
– Как прошла ночь на новом месте? – проводив взглядом пропорхнувшую мимо Хеду, сощурился Илисханов. – После перехода у тебя хватило сил на этих красоток?
Рамхзан, не скрывая неприязни, посмотрел на Майбека. Это был крепко сложенный сорокалетний чеченец с высоким лбом и широким носом. Маленькие глаза в глубоких глазницах делали его внешность отталкивающей. Нижняя часть лица была покрыта щетиной, но не более. Майбек никогда не носил усы и бороду, словно демонстрируя свой уродливый подбородок, разделенный глубокой ямочкой, причем на две неравные части, отчего лицо казалось искривленным. Когда Рамхзан впервые увидел этого человека, то подумал, что ему попросту вырвало часть плоти осколком.