Шакал
Шрифт:
— Да.
— Перед кем он отчитывается? — Она окинула помещение взглядом. — Кто им руководит? Король или…
— Тюрьма всегда была под прямым управлением Глимеры и Совета.
Женщина нахмурилась.
— Ты уверен в этом? Потому что Король распустил Совет, а лессеры убили во время набегов большую часть аристократии…
— Каких набегов?
— Общество Лессенинг напало на дома Семей Основателей примерно три года назад. Никто не знает, как они обнаружили их. Они вырезали целые семьи. — Когда испытанный им шок отразился на его лице, женщина подалась вперед, но не прикоснулась
— Какой сейчас год?
— Ты не знаешь?
— Я бы не спрашивал. — Шакал пожал плечами. — И это неважно. Меня посадили в тысяча девятьсот четырнадцатом, с тех пор время потеряло значение для меня.
Женщина моргнула.
— Ты провел здесь больше ста лет.
— Да.
— С тех пор ты не контактировал с внешним миром? — Она покачала головой. — Не было посетителей?
— Думаешь, здесь есть часы приема? Мы не в больничной палате.
Она что-то заговорила дальше, но он отвлекся на ее губы, отмечая, как они выговаривали слова и звуки.
— Оставайся здесь, — прервал он ее. — И заберись под кровать.
— Что?
— Я уйду на пять минут, не больше. — Хотя, часов у него не было. Он не мог сказать наверняка. — Спрячься под кровать. Если, конечно, не хочешь познакомиться с кем-то из моих друзей-заключенных… и, будь уверена, они не пожмут тебе руку.
— Возьми меня с собой.
— Нет, я иду в Улей. Я не смогу защитить тебя там, если буду один. — Шакал указал на койку. — Спрячься там и чтобы ни звука.
Глава 11
Никс всегда плохо следовала приказам, но инстинкт выживания сделал ее непривычно послушной. Так что да, окей, не вопрос, она на четвереньках забралась в тесное пространство под кроватью. Смотря перед собой на уровне пола, она наблюдала, как мужчина уходит, а потом принялась слушать звуки тюрьмы: голоса на расстоянии, шаги… кто-то напевал «Дюран Дюран»?
Господи, когда она в последний раз слышала эту песню? Во времена Рональда Рейгана, тогда народ еще смотрел «Семейные узы» [5] по ТВ… и думая о пропасти в культуре и прогрессе, она не могла представить, сколько всего изменилось для тех, кто был заключен здесь. Ради всего святого, когда Саймон Ле Бон [6] пел о том, насколько он голоден, еще не изобрели Интернет, слово «Амазон» ассоциировалось только с джунглями, а от электричества питали пылесосы, а не автомобили.
5
«Семейные узы» — американский ситком, выходивший на канале NBC с 1982 по 1989 года. Сериал отражает процесс перехода либерализма 1960-х и 1970-х к консерватизму 1980-х в США.
6
Саймон Джон Чарльз Ле Бон — британский певец и музыкант, вокалист New Wave-группы Duran Duran.
Жанель пропустила так много…
Сквозь арочный проем она увидела, как мимом проходит фигура в мантии, с низко опущенной
Это наверняка была женщина.
— Жанель? — прошептала она.
Никс выбралась из-под койки так, словно бежала на пожар, и когда ее рюкзак зацепился за что-то, она быстро сбросила его, оставляя вместе с ветровкой. Вскочив на ноги, она выпрыгнула из камеры и повернула направо. Бежать было недалеко, и, оказавшись в пределах досягаемости, она схватила фигуру за рукав мантии.
— Жанель?
Фигура остановилась. Повернулась.
— Это я, Никс…
Когда женщина подняла взгляд, капюшон приподнялся, и свет потолочных ламп осветил лицо. Никс охнула и отскочила назад.
У женщины не было одного глаза, и за этой раной плохо ухаживали, глазница была зашита черными нитками, которые не сняли, даже когда кожа затянулась. Рот также был изуродован, часть верхней губы отсутствовала, обнажая гнилые зубы и серые челюсти.
Из-под капюшона донесся рык бродячей собаки, и то, что осталось ото рта, приподнялось…
Что-то розовое застряло в сколотых зубах. Куски… мяса?
— Так-так, — протянул мужской голос. — Иди куда шла. Я знаю, ты не голодна. Видел, как ты только что ела.
Никс не стала оборачиваться и смотреть на того, кто решил вмешаться. Она была слишком озабочена тем, не собьют ли ее с ног, чтобы сожрать ее лицо на десерт.
Спустя напряженное мгновение… в течение которого с этого подбородка закапала слюна, а глаз туда-сюда смотрел то на Никс, то на мужчину позади нее… женщина опустила взгляд и тихо ушла.
Когда волна облегчения сменилась паникой, Никс повернулась, чтобы поблагодарить…
Заключенный, вставший на ее защиту, был огромным, и это объясняло, почему женщина со шрамами сложила два плюс два и решила уйти. Но он не был спасителем. Он стоял, буднично прислонившись к каменной стене, его сияющий желтый взгляд из-под опущенных век был оценивающим, а мускулистое тело могло дать ему все, что он только пожелает.
И предупреждения о новых знакомствах были кстати. Этот хищник не стремился пожать ей руку.
— Кажется, я не видел тебя здесь раньше, — сказал он.
Никс посмотрела на камеру, из которой вышла. Подумала о своем рюкзаке. Об относительной безопасности, которую оставила так безрассудно.
— А если ты новенькая здесь, — он скрестил руки на мощной груди. — То я проведу тебе вводный инструктаж. Первое правило — не подходи к кому-то, кто не стремится к твоей компании.
Когда ее сердце гулко забилось в груди, она посмотрела в другом направлении. Женщина завернула за угол и скрылась с глаз.
— Так, к сведению, — сказал мужчина с обманчивой мягкостью, — Я открыт для нашего знакомства.
Никс сосредоточилась на заключенном перед ней. До этого она не тратила время, разглядывая его волосы или черты лица, но сейчас тщательно изучила его, от длинных волнистых волос с проседью, до изгиба бровей и жесткой линии подбородка. При иных обстоятельствах она бы сочла его привлекательным, но не здесь. И не с этим выражением в его взгляде.
Он был убийцей.
И он был… другим.