Шакал
Шрифт:
— Забирайся внутрь, — сказал ее дедушка.
Никс не могла пошевелиться. Не могла говорить. Она сделала пару прыжков на ноге, чтобы осмотреть переднюю часть фургона. Капот был неровным и скреплен эластичными тросами, но дедушка, очевидно, реанимировал двигатель. Как долго ее не было? Она думала, что дня два… максимум три.
— Можешь садиться, — сказал ее дедушка.
— Ты его починил.
— Ну, часть повреждений я устранил. Еще многое нужно сделать, прежде чем вернуть ей должный вид…
Несмотря
Однако были и другие способы сблизиться.
— Ты был прав, — хрипло сказала она. — Жанель была виновна. Мне так жаль…
Ее дед покачал головой и отвернулся, его морщинистое лицо раскраснелось. Как будто там, в глубине души, он испытывал те же эмоции, что и она.
— Ложись поперек сиденья, если не можешь сесть. Солнце на подходе…
— Я ошибалась. Мне так жаль…
— Залезай…
— Нет, — резко ответила Никс. — Мы поговорим об этом. Жанель была виновна. Она убила того старика. Она заслужила… свой приговор. Я ошибалась в том, когда думала, что ты сдал ее, и я прошу прощения. Я думала… что ж, это уже не имеет значения.
Старые глаза ее деда скользнули к горизонту, за которым вспыхнуло едва уловимое, смертоносное сияние.
— Твоя сестра всегда была такой.
— Теперь я это знаю.
Через мгновение он сосредоточился на ней.
— Значит, ты ее видела?
Никс прокашлялась.
— Нет. Она умерла задолго до того, как я приехала.
***
Обратный путь к ферме занял почти полчаса, и Никс попыталась найти опору в знакомом участке шоссе. В невысокой горной цепи. В маленьком городке, где они проехали мимо местной железнодорожной станции Суноко, магазина для садоводства и закусочной.
Но это была чужая земля. Она с трудом читала вывески на заправках и воспринимала их значение.
Когда ее дедушка, наконец, свернул на длинную подъездную дорогу к ферме, Никс обессиленно привалилась к спинке заднего сиденья. Дом в свете молочно-белых фар — одна из которых мигала, как будто вот-вот погаснет — выглядел как и всегда. Знакомое крыльцо, ряды окон, крыша и дымоход…
Никс сказала себе, что это ее дом. Но в глубине души… она ничего не почувствовала. Насколько она знала все детали, настолько же этот дом сейчас казался чужим, а ее воспоминания было невозможно связать воедино.
Скрипнули тормоза «Вольво», и дедушка поставил рычаг в режим парковки. Когда он вышел, она возилась с дверной ручкой. Пальцы совсем ее не слушались.
Дедушка открыл ей дверь. И предложил свою руку.
— Давай я тебе помогу.
— Я
Ну да, черта с два. Ее голос был таким тихим, что она сама едва могла его слышать.
Дедушка все равно взял ее за руку, и Никс облокотилась на него, чтобы выбраться с заднего сиденья. Покачнувшись на ногах, она взглянула на переднюю часть машины.
— Ты так быстро ее починил?
— Тебя не было три дня.
Никс повернула к нему голову… и выругалась, когда укол боли пронзил ее позвоночник.
— Казалось, что дольше.
По ощущениям, прошла вечность.
Хлопнула москитная сетка, и шум заставил ее взглянуть на крыльцо.
Пойзи выскочила из дома и сбежала вниз по ступенькам, ее розовое платье в цветочек и светлые волосы развевались позади. Но до машины она не добралась.
Она замерла на полпути через лужайку.
Когда ее глаза широко распахнулись, она отпустила ткань платья, которую придерживала, и прижала руку ко рту… и все, о чем могла думать Никс… у нее не было на это сил, черт побери. После всего, через что она прошла, у нее не было никаких сил, чтобы справиться с истерикой сестры.
Никс выдохнула и покачала головой.
Казалось, что Пойзи решительно взяла себя в руки. И пересекая расстояние до «Вольво», она быстро моргала, но слез не было.
— Пойдем, — спокойно сказала она. — Заведем тебя в дом.
Когда ее хрупкая, склонная к истерикам сестра взяла ее за руку и тихо, целеустремленно двинулась к дому, Никс пошла без возражений, не пытаясь показаться сильной. Выглядело так, словно они обменялись изрядным набором своих качеств.
Или, по крайней мере, одолжили друг другу на время.
Подъем по лестнице казался невозможной задачей, и Никс пришлось сильно опираться на Пойзи, чтобы преодолеть ступеньки. А путь до входной двери по ощущениям напоминал марафон на десять миль.
Оказавшись внутри дома, Никс огляделась по сторонам, не чувствуя связи ни с чем. Ни с деревенской мебелью ручной работы, хотя она сама расставила стулья, диван и прикроватные тумбочки. Ни с фотографиями на каминной полке, ни с картиной на стене с изображениями членов семьи. А ковер под ногами она вообще не узнавала.
— Душ, — сказала она. В основном потому, что не хотела ни с кем разговаривать и полагала, что это поможет ей выиграть время наедине с собой.
Ей не хотелось говорить. Не хотелось есть. Она просто хотела прилечь.
Пойзи отвела ее в ванную. Открыла дверь. Указала на ванну.
— Ванна.
— Душ.
— Нет, ванна. Ты не долго простоишь в горячей воде.
Когда Пойзи втолкнула их внутрь и закрыла дверь, Никс покачала головой.
— Я могу сделать это. Мне не нужна помощь…