Шакалы пустыни
Шрифт:
— А у нее ничего не кончится, – убежденно пробухтел Бомон. – Она у вас как рабыня. Вы ее не отпустите.
— Неужто? Лично я страшно хочу домой. Так что «как только, так сразу» я сваливаю. До вас мне вообще дела нет, выкручивайтесь как хотите. Разве что вот штуцер могу на память оставить. Я, между прочим, против вас ничего не имею, пока вы не дурите и четко выполняете служебные обязанности.
Капрал молчал.
Катрин кивнула и вернулась в каюты.
— И? – поинтересовался дремлющий шеф.
— Напомнила славному воину о целесообразности соблюдения дисциплины. Теперь он думает.
—
— Экий вы сегодня мизантроп, – вздохнула архе-зэка.
— Слишком жарко. Слушайте, а что вы здесь толчетесь? Идите и отдыхайте. Завтрашний денек определенно нас утомит.
— Так точно, босс! – подтвердила Катрин и подумала, что начальник охраны здорово устал. Худеет на глазах и вообще… Дело не в физическом утомлении. Это все сны.
Спала Катрин действительно так себе: отвыкла от крошечной каюты «Шеп», а нынче здесь еще и перенаселение случилось – пришлось принять архе-профессора, внезапно сбежавшую с флагмана. Вроде и никакие сны-намеки не наведывались, но переводчица всхлипывала во сне, Камилла непрестанно вертелась, Дикси неугомонно патрулировала меж рундуков, надеясь на счастливую встречу с крысой, на пристани перекликались часовые… Под утро посетил сон поганенький, хотя и без всякой сверхъестественности: будто сдуру села архе-зэка на смоляной канат и испачкала брюки. Во сне Катрин сильно разнервничалась, поскольку штаны были камуфляжными, а смола все маскировку почему-то непоправимо испортила. Удивительно нелепое сновидение, даже какое-то разочаровывающее. Во сне злая шпионка отправилась искать уайт-спирит для очищения, но тут поняла, что ее настойчиво будят…
Как выяснилось, все члены экспедиции уже были на ногах, бодрые и преисполненные корыстно-исследовательских надежд. Катрин едва успела глотнуть кофе.
— Не вздумайте затеять какое-то кровопролитие! – ужаснулась де Монтозан, увидев штуцер за плечами архе-служанки. – Мы должны быть тихи и незаметны, как горные ящерицы! Пальбой вы все сорвете!
— В смысле – стрелять вообще нельзя? – поинтересовалась Катрин. – А вы зачем тогда пистолетами увешались?
— Пистолеты для самообороны в самом крайнем случае! – объяснила профессор. – И не смейте сегодня мне прекословить! Это всех касается! Я принимаю все полноту руководства на себя и если кто-то испортит дело, удушу вот этой рукой.
Научный и вспомогательный состав экспедиции посмотрел на растопыренные пальцы руководительницы: ногти де Монтозан были, против обыкновения, в приличном состоянии, да и остальное не внушало особого ужаса.
— Мы двинемся или нет? – нудно осведомился заранее уставший «Спящий».
«Археологи», стараясь не привлекать внимания, цепочкой прокрались через пристань. Рюкзаки, фляги, инструмент и соблюдаемое многозначительное молчание нагоняли особой таинственности – часовые на всякий случай отдали честь. С кормы «Шеп» смотрели вахтенные, Анис, сонный капрал, оставшиеся стеречь имущество и больного психолога-аудитора. Катрин подумала, что если бы поспать еще часика три и выйти в уже проснувшийся порт, все вышло бы куда как незаметнее.
Все в том же молчании шагали по еще спящей улице, Катрин замыкала шествие и вспоминала о недопитом кофе, а чуть ли не подпрыгивающая
— Что, что здесь смешного?! – немедля обернулась чуткая научная руководительница. – В такой решающий день и абсолютно идиотские смешки?! Ради святого дерьма и собственного выхода на свободу, Катарина, соберись-ка с мыслишками! И задерни никаб, с закрытым ртом ты выглядишь поприличнее.
Доктор и научный помощник покосились на архе-зэка глубоко осуждающе. Даже Дикси, выглядывающая из кармана профессорского рюкзака, не одобряла – «тут крысы могут быть, серьезнее надо, серьезнее!»
— Да что такое? Просто нос зачесался. Все, молчу, – Катрин демонстративно зачехлила лицо.
— Вот и молчи! – все свирепела пылкая профессор. – Где эти чертовы лошади?!
— Три дома и налево, – борясь с зевотой, сообщил Вейль.
Хозяин лошадей и его помощник, с изрытым оспой, абсолютно не театральной, а истинно-бандитской физиономией, воззрились на прибывших французов с подозрением. Отсутствие толмачки, серьезной поклажи и сосредоточенные лица «археологов» вызвали неизбежные опасения. Вейль принялся объясняться с луксорцами. Жестами и уже выученными арабскими словами объяснил, что переводчица и «фрэнч-бей» ждут путников на дороге. Прохиндеи-коноводы переглядывались, но тут Катрин изрекла волшебное «Аллаху алим!» и экспедиция все-таки начала грузиться на лошадей.
Процессом заинтересовались просыпающиеся горожане, вокруг начали собираться зрители. Профессор требовала опустить стремена у седла избранной ею белой кобылки, хозяин лошадей не понимал, что глупой гяурке нужно. Катрин начала подумывать, что выезд можно было бы и на завтра отложить, а еще разумнее вообще отменить (видят боги, всем бы было спокойнее), но тут шеф взял под локоть негодующую профессоршу, увлек в сторону, и сказал несколько слов. Камилла немедленно заткнулась и поднялась в неудобное седло. Вообще-то профессор неоднократно упоминала, что занималась верховой ездой с детства, и, видимо, не врала. Остальные тоже расселись по лошадям и кавалькада двинулась мимо зрителей и детишек, продравших глаза и уже начавших вопить насчет «бакшиш».
Катрин достался смирный гнедой конек – равнодушно переставлял копыта, по сторонам не смотрел, только изредка екал брюхом. Ну и ладно, не в бой на нем скакать, да вроде бы не так и далече здесь тащиться. Специфическое арабское седло доставляло определенные неудобства, но архе-зэка уже была к этому готова. Вот доктор и «Латино» начали догадываться, что со стременами и у них «что-то не так». Кавалерийский опыт у обоих имелся мизерный – во время подготовки экспедиции удосужились несколько раз посетить школу верховой езды. Едущий первым хозяин-коновод оглядывался на гяуров со столь явным презрением, что сонный шеф пробурчал: