Шалинский рейд
Шрифт:
– А ты, товарищ, не хочешь узнать, кто я?
Он достал из нагрудного кармана удостоверение и развернул его перед лицом Лечи. Я стоял рядом с Лечи и прочел, что предъявитель является бойцом отряда специального назначения “Борз”.
На Лечи документ не произвел никакого впечатления.
– У нас на толкучке такую бумажку каждый фраер может купить за сто долларов, – сказал он и повторил, – сдать оружие! Ты и все твои индейцы. Пока мы не сняли с вас скальпы.
Боец спецназа дернулся к кобуре.
Мужчина оценил ситуацию, и его рука замерла на полпути.
– Подожди, дорогой. Мы выполняем задание нашего командира. Человек, которого мы забрали, русский шпион. У нас проверенные агентурные данные.
– Он все врет, – закричал свидетель похищения. Юсуп землю продал, хотел мать на лечение отправить. Эти собаки перерыли весь дом, денег не нашли и сказали его жене, что если завтра она не соберет пятьдесят тысяч долларов, они пришлют ей отрезанные яйца ее мужа и голову на шампуре! А откуда она возьмет столько денег? Тот наш старый огород в десять раз меньше стоил!
Лечи сказал спокойно и твердо:
– Любые операции по захвату шпионов должны быть согласованы с Министерством Шариатской государственной безопасности. В Шалинском районе – лично со мной. Я никаких указаний не получал. Из чего следует, что вы бандиты. Сейчас твои ублюдки выйдут из машин, и вы все сдадите оружие. Если мне покажется, что все идет не так, как я хочу, если мне не понравится хоть одно движение или взгляд – мы подорвем и перещелкаем вас в одну минуту.
Мужчина медленно поднял руки. Я подскочил к нему и выхватил пистолет из кобуры.
– Теперь остальные!
Главарь дал знак, и его подручные стали вылезать из машин. Их было всего семь человек. Нас натолкалось в два уазика десять, считая свидетеля. Гранатометчики оставались на позициях, остальные парни в считаные секунды разоружили и обыскали банду. Головорезов собрали в кучу на обочине, под прицелами автоматов.
– Вы пожалеете, – прошипел главарь, – вы не знаете, с кем связались!
– Везем их к нам? – обратился я к Лечи.
Лечи смотрел на меня и молчал.
– Мы повезем их к нам и проведем расследование? – снова спросил я.
Лечи молча покачал головой.
– Но, Лечи, мы ведь не…
– Ты сам знаешь, что будет. Завтра мы будем вынуждены выпустить этих сволочей на свободу. А сами получим выговор. Это в лучшем случае. Что в худшем – я даже думать не хочу.
– А Асланбек? Асланбек же…
– Арсаев хороший парень. Но он не Аллах. Ему надо помочь.
Похитители растеряно переминались с ноги на ногу. Наши бойцы сверлили их взглядами и держали автоматы наготове.
– Командуй, – сказал мне Лечи и, повернувшись, пошел к уазику.
Я подошел к сотрудникам и отдал приказ:
– В линию!
Пятеро бойцов, державших бандитов на мушке, вместе со мной встали в ряд на дороге.
– Огонь!
Раздался громкий треск автоматных очередей. Тела, пробитые пулями, свалились на обочину, друг на друга, сотрясаемые конвульсиями. Это было похоже на грязный групповой оргазм или на насекомых в банке.
Не сговариваясь, мы не стали добивать расстрелянных контрольными выстрелами. Просто подождали, пока их предсмертные судороги прекратились.
Потом все трупы затолкали в одну машину, в “Волгу”. “Волга” – очень просторная машина. Хорошая. Как будто предназначена для того, чтобы в нее закладывать много трупов. Мы отвели свои уазики и трофейные “Жигули” на безопасное расстояние и подорвали “Волгу” из гранатометов. Машину подбросило на дороге, во все стороны полетели куски железа и мяса. Разлился бензин, и заполыхало пламя.
Не чувствуя своего онемевшего тела, я сел на заднее сиденье уазика рядом с дядей. Лечи похлопал меня по коленке:
– Ничего, Тамерлан. У нас не было выбора.
Это была моя первая кровь.
Даже когда казнили насильников Лейлы, я не нажимал на курок.
После того как Лейла покончила с собой, я продал свой модный “стечкин”. Купил АКМ, а оставшиеся деньги передал родственникам ее первого мужа, которые забрали сына – которого я уже считал своим.
Тот “стечкин” уже нашел свою жертву. Теперь свою кровь нашел и мой автомат. Я нажимал на курок вместе с парнями, расстреливая арестованных. Мы убили их всех. Они все были мертвы.
Мы подорвали и сожгли их трупы. Их не смогут ни опознать, ни похоронить.
Мы сообщили в Грозный, что машина с неизвестными подорвалась на мине. Никто не стал ничего расследовать.
Может, так и было нужно. Только так мы могли пытаться остановить похищения людей.
Возможно, Лечи был прав, и у нас не было выбора. Вот опять – не было выбора! Когда ты берешь в руки оружие, слишком часто у тебя не остается другого выбора, только стрелять и убивать.
Ты уже сделал свой выбор: когда взял оружие в руки.
Весь следующий день я просидел дома. Я читал книгу; кажется, это был какой-то советский писатель. Роман про домны, стройки и комсомольцев. Я даже не приготовил себе еды. Грыз черствую буханку хлеба и запивал сладким чаем.
Ближе к концу дня меня навестил Лечи. Он открыл дверь сам и прошел в комнату, не поздоровавшись.
– Почему тебя не было на службе?
Я приподнялся с лежанки. Когда заходят старшие, у нас принято вставать.
– Садись. Ты заболел? – дядя подсказывал мне ответ.