Шальная мельница
Шрифт:
(… а я с последних сил едва сдерживаю свою ликующую ухмылку)
— А…а ногти?! Под ногтями моя кровь!
— Анна, — и вновь повелительное матушки.
Подчиняюсь. Покорно протягиваю вперед руки.
Немой шок, распинающий на его лице надежду.
— Н-но… тогда кто? — едва слышно, растеряно, обреченно.
— Не знаем, — качает головой монахиня. — Стража везде искала. Но ни малейшего следа, и ни единой зацепки.
— А рубаха? — изумленный, полный мольбы, взгляд.
— Это была Ваша. Обе — Ваших. Как, вероятнее всего,
И хоть Хорст полностью списывал произошедшее на всеобщую хворь, вызванную отравлением угарным газом, однако жители Бальги нашли другие тому оправдания: жуткие слухи, будто риттербрюдер Фон-Нейман, если и не связался с самим дьяволом, то практически был искушен им.
Что касательно его власти: то слово не только утратило свой вес, но и сам Бауэр стал считаться проклятым. Его сторонились изо всех сил. Ибо он теперь не просто может навести тень на добропорядочных людей, а, вообще, склонить интерес Сатаны в их сторону.
Глава 13. Сокровенные мечты
Самое важное теперь было… дождаться Генриха, моего Генриха. Ведь именно ему предстояло окончательно, всерьез, решить дальнейшую мою судьбу. Увы, или на благо, постриг вовсе не был фикцией. Да, в подгаданный момент, однако… с чистою душою, правда, и полной вереницей сомнений.
— Анна, — несмело позвала меня Фреджа.
— Да? — удивилась я.
— Командор с Фон-Менделем прибыли на Бальгу.
— Как? Когда? — оторопела я от услышанного.
— Буквально только что. Сейчас отобедают, и… риттербрюдер попросил тебя явиться к нему.
Невольно взвизгнула я от переизбытка чувств, вовремя учтиво прикрыв рот рукою. Нервически, смущенно улыбаюсь.
— Беги, готовься. Принарядись слегка, что ли…, - шепчет женщина.
— Анна, — с притворной натяжкой и серьезностью проговорил Фон-Мендель, приветствуя меня и пропуская внутрь своего кабинета.
Резво, уверенно запереть дверь на щеколду.
Стремительный разворот — и ухватил меня, притянул к себе жадно, до сладкой боли сжав в объятиях.
— Как Вы тут, родная моя? — немного отстранил от себя. Взгляд в глаза.
Но сопротивляюсь, силой прижимаюсь обратно, не желая вновь чувствовать между нами расстояние — поддается.
Взволнованно, смущенно шепчу, томно прикрыв веки:
— Безумно соскучилась по тебе…
— Я тоже, моя хорошая. Я тоже, — сильнее сдавливает в своей чувственной хватке. Немного помолчать — и осмеливается продолжить. — Слышал, будто Вы… решили посвятить свою жизнь… Господу?
Обмерла я, уязвленная так неожиданно и столь скоро болезненной темой. Не дышу.
— Анна, это — правда? — силой отстраняет меня от себя, вглядываясь в очи. Поддаюсь, хотя и прячу взор. Тягучие мгновения, дабы собрать в себе силы и признаться. Коротко, лихорадочно киваю, обреченно шепча:
— Да.
Сглотнула болезненный ком страха и горечи, и лишь тогда осмелилась подвести глаза.
— Генрих, — полный мольбы взгляд. — Может, и вправду, мне стоит податься в монастырь? Дабы больше не искушать судьбу… и не гневить Бога? Иначе… иначе у меня совсем не хватает сил… противостоять зову сердца… любви к Вам. Может, хоть это… заставит меня одуматься и остановиться?
Болезненно рассмеялся. Вдруг движение — и коснулся ласково моей щеки своей рукой, провел вдоль скулы, замер у губ. Пристальный, голодный взгляд прикипел к устам.
— А Вы думаете, мы сможем?
Глаза в глаза. Чувствую, как уже дрожу под его напором.
Несмело, едва заметно качаю отрицательно головой.
Ухмыльнулся печально, головою кивая, вторя своим мыслям.
— Так что… прошу, Анна. Не надо, — короткая пауза. — Хватит и с одного из нас… греховного отступничества.
И вновь крепко меня сжимает в своих объятиях, отчего невольно уткнулась носом ему в шею. Словно вор, украдкой внимаю его теплу, жадно вдыхаю его запах.
— А что я… матушке скажу? — несмело бормочу.
Шумный вздох. Немного помедлил, но всё же ответил, прошептал.
— Я сам со всем разберусь. Сам с ней поговорю. Не переживайте.
Еще мгновения тугих рассуждений — и болезненно, едва различимо смеюсь.
— Мне теперь… наверняка, еще долго чепчик будет не снять. Иначе… испугаю Вас своим жутким видом.
Улыбнулся. Неохотно отстранил меня от себя. Неловкое, робкое движение — и внезапно стянул с меня головной убор. Тотчас пристыжено я опустила голову, пряча взгляд. Молчу, рдею, сгораю от смущения.
— Анна-Анна, — нежно провел, погладил по голове. — Как бы Вы не выглядели, всё равно будете для меня… самым прекрасным существом, которое когда-либо существовало на этой земле.
Еще больше ежусь, пряча очи. Задыхаюсь.
Но вдруг движение — и смело, ухватив меня за подбородок, вынуждает взглянуть ему прямо в глаза. Короткий миг, доля сомнений — и склонился, коснулся моих губ своими губами… Томное внимание сей дивной сладости — и храбрость уже в моих венах заставляет замереть мир вокруг, побуждая наши сердца бешено встрепенуться, а уста — заплясать в один такт…
Лежать в его объятиях, на софе, в одежде, даря ласку лишь… касанием рук и, временами, губ, сливаясь в нежном поцелуе….
– и от сего быть безмерно, невообразимо счастливой. Удивительно, что близость с мужчиной, минуя постель, пошлость и разврат, может принести столь невероятное удовольствие. Куда более значимее и прекраснее, чем когда-либо было в моей жизни. Счастлива. Я, наконец-то, искренне… безукоризненно и полноценно счастлива. Ведь избраннику моему, впервые наверно, важна именно я, душа моя, а не то, что сулит непосредственное нахождения рядом и гадкие, плотские потребности.