Шальная

– Кэролайн! Ты думаешь вставать или нет? Если опоздаешь к Даяне, останешься без свадебного платья, – голос матери звенел на два этажа.

Она уже приходила меня будить, но так и не смогла заставить подняться с постели. Я попыталась открыть глаза и порадоваться солнечным лучам, устроившим дискотеку на моей подушке. Видимо, мать подняла жалюзи. Но глаза не желали открываться. Я лениво потянулась и уже собиралась перевернуться на другой бок и досмотреть свой счастливый сон про нас с Майком. В нем он на пляже меня кружил на руках, мы смеялись и вместе падали в воду, затем дурачились, окатывая друг друга серебристыми брызгами.

Я решила,

Сейчас моя фигура и мой внешний вид не причиняли мне беспокойства, как в детстве, когда я не могла спокойно смотреть на себя в зеркало. Я была не просто пухленькая, а очень толстая, с колонноподобными ногами, с круглыми щеками и двойным подбородком. Уже подростком я пыталась сидеть на диетах, отказывалась от мучного и сладкого, но результат почему-то был нулевым. От отчаяния диета забывалась, а вес еще больше увеличивался. И всякий раз мама говорила, что у меня снова не хватило силы воли, и я так и останусь при своих килограммах.

Я всегда с восхищением смотрела на свою ухоженную мать и спрашивала себя, почему я не выгляжу как она? Ведь многие говорили, что мы с ней похожи, у нас одинаковые зеленые глаза и неопределенный русый цвет волос. Я в детстве думала, что если бы я была так же хороша, возможно, мать была бы ласковее со мной и мы, может, нашли бы общий язык. Тогда в сотый раз я принимала решение прекратить есть пирожные, чтобы можно было заслужить одобрение матери, и в сотый раз губительное предчувствие говорило, что мне не хватит на это силы воли.

Я знала, что эта ситуация не нравилась матери, она ее просто раздражала до такой степени, что она лишний раз не показывалась со мною в обществе. Но однажды все изменилось. Как-то мы с ней пришли в какой-то дорогущий салон, и она отобрала с десяток вечерних нарядов, а я должна была подождать, пока она все перемеряет и определится с выбором. Я сидела на мягком диванчике и уплетала за обе щеки предложенные администратором шоколадные конфеты. Мать вышла из примерочной, на ней было слишком узкое серебристое платье, и при каждом движении создавалось ощущение, что оно вот-вот лопнет. Но для меня тогда оно было верхом совершенства. Мама крутилась у зеркала, оглаживая свою идеально стройную фигуру и повернувшись ко мне спросила:

– Ну, как?

Что я могла ответить на этот вопрос?

– Просто сказочно. Я тоже хотела бы быть такой красивой.

Администратор, наверное, чтобы угодить выгодной клиентке, заметила:

– А ты и будешь точно такой же красавицей и очень скоро.

– Ей никогда не стать красавицей, если она не научится отодвигать тарелку в сторону! – безапелляционно припечатала мама и пошла мерять следующий наряд.

После этого случая у меня внутри словно сломался насос, который раздувал меня вширь. Я начала резко и быстро худеть, при этом совершенно не меняя свой рацион. Жизнь стала налаживаться. Сколько я себя помнила, до этого случая в школе я всегда была где-то на задворках, а потом неожиданно почувствовала себя частью высшего круга. Появились подруги, и мальчишки начали замечать. А когда мне предложил встречаться самый популярный парень колледжа, я вообще стала звездой, и никто даже не вспоминал, что раньше мои щеки были шире моей нынешней талии.

– Кэролайн, я сейчас поднимусь наверх и окачу тебя холодной водой! – послышалась снизу угроза матери.

И почему она называет меня на американский манер, зная, что мне это не очень нравится? Отец, Майк и все друзья и подруги звали меня Линой. А вообще я Каролина Харольская, дочь простого иммигранта из Украины, который здесь, в Майами, не только смог открыть свое дело, но и сколотить приличное состояние, войдя в двадцатку самых богатых людей штата. Несмотря на свой американский успех отец никогда не забывал свои корни. Хоть родители и уехали из Украины, когда я была совсем маленькая, но отец настоял на том, чтобы у меня была гувернантка, знающая украинский язык, в итоге я в совершенстве владела им, также как и английским. Дома на украинском говорили все, даже прислуга, кроме мамы, которая упорно делала вид, что не понимает его, выдавая себя за коренную американку.

Нужно было вставать, иначе мать могла исполнить свою угрозу, а ледяной душ пока не входил в мои планы. После ванной я одевалась перед высоким зеркалом на стене: примерила пару блузок, приложила к себе легкое яркое платье, а потом решила не заморачиваться и надела темно зеленую майку на тонких бретелях и пару самых обычных джинсов. Такой наряд не приветствовался мамой, но могла же я немного позлить ее напоследок. После свадьбы раздражающий ее фактор в моем лице переедет в собственный дом и не будет ее доставать. Как я в свое время завидовала подружкам, у которых были доверительные дружеские отношения с матерью, у нас все было не так. Я знала, если приду к ней со своей проблемой, то получу не поддержку, а скорее обвинение в том, что я сама виновата. В школе я делилась трудностями с отцом и гувернанткой, а потом научилась самостоятельно решать свои проблемы, не полагаясь ни на кого.

Я стянула в высокий хвост волосы, доходившие мне до плеч и ложащиеся крупными волнами. Майк обожал их пшеничный оттенок, утверждая, что они мне придают особую солнечность и яркость. Лично мне цвет моих волос не нравился, наверное потому теперь, что такой же был и у матери. Только она получала этот оттенок путем старательной работы парикмахера, а меня им одарила природа, которая, словно подшутив надо мной, перемешала у меня на голове все оттенки от пепельного блондина до темно-русого. От этого казалось, что волосы либо выгорели на солнце, либо их мастерски промилировали. Сейчас мне хотелось быть шатенкой, мне казалось, что темные волосы удачно подчеркнут зелень моих глаз. Но когда я однажды заявилась на свидание к Майку в темном парике, его чуть удар не хватил. Он заявил, что подобный цвет волос еще и в сочетании с яркой помадой делает меня похожей на девушку древнейшей профессии. На этом мои эксперименты закончились.

Решив не заморачиваться с макияжем, я, наконец, спустилась в столовую, где вся семья уже была за столом. У нас было заведено, что сколько бы не было дел, мы всегда завтракали вместе. Сейчас отец как обычно погрузился в свежую газету и не спеша попивал кофе. Я порывисто обняла его за шею и чмокнула в щеку, прежде чем занять свое место рядом с ним.

– Шальная, чуть не задушила! – произнес он с улыбкой.

Шальной меня еще в детстве прозвала наша домработница миссис Льюис.

– Шальная егоза. Не девочка растет, а веретено, – вздыхала она всякий раз, когда обрабатывала очередную мою ссадину или царапину.

– Ты можешь ходить спокойно? – ворчала тогда мать. – Обычно такие пышечки спокойные и неповоротливые, а ты носишься как взбесившийся слоненок. Действительно шальная!

Сегодня мама вошла в столовую, благоухая как свежая майская роза. Свободные домашние брюки, легкая блузка, идеальная прическа и макияж, все выглядело стильно и элегантно. Мне иногда казалось, что она и спать ложится при полном параде. Я сколько бы не старалась, никогда не выглядела столь идеально. К ней на шею я не бросалась. Мать бы этого не поняла и не оценила.