Шалун в ее постели
Шрифт:
— Да-да, конечно, — тотчас закивал Хью и поднялся на ноги.
Когда Джорди, обходя стол, приблизился к Аннабел, она, не удержавшись, вскочила со стула и обняла сына, крепко прижав к себе.
Мальчик замер на несколько мгновений. Потом обнял мать и прижался к ее плечу.
— Все будет хорошо, мама, — прошептал он. — Правда, все будет хорошо.
Мама. По щекам покатились слезы. Наконец-то Джорди признал ее, назвал мамой. И ничего прекраснее этого слова она никогда еще не слышала.
Аннабел провожала сына взглядом, пока он
— Ты права, — сказал он. — Ты действительно очень много плачешь.
Она утерла слезы и взглянула на Джаррета. Теперь-то она уже знала, о чем пойдем речь.
— Джаррет, ты испытываешь ко мне жалость и наверное, чувствуешь себя обязанным…
— Присядь, дорогая, — перебил он, выдвигая для нее стул. — Мне нужно рассказать тебе одну историю.
Она посмотрела на него с удивлением, но все же, села. Поставив рядом еще один стул, Джаррет гоже уселся. Немного помолчав, он заговорил:
— Так вот, жил-был один мальчик, который больше всего на свете любил ходить на пивоварню дедушки и бабушки. Ему нравился аромат хмеля и золотистый цвет обжаренного ячменя. Он мог бы там дневать и ночевать, если бы дедушка с бабушкой позволили.
Джаррет взял руки Аннабел.
— Но случилось так, что родители мальчика погибли при трагических обстоятельствах, и его бабушка, к тому времени уже овдовевшая, внезапно оказалась с пятью детьми на руках, что явно не входило в ее планы, потому что нужно было управлять пивоварней. Она делала для детей все, что могла, но пивоварня стояла для нее на первом месте, поскольку без нее семья не могла бы существовать. Старший мальчик — наследник титула поместья уже учился в школе, у старшей девочки была гувернантка, а двоих младших детей еще воспитывала няня. Но со вторым сыном возникли трудности.
Аннабел затаила дыхание, она поняла, к чему он это рассказывал.
Джаррет же, устремив взгляд в окно, продолжал:
— Этот мальчик привык каждый день бывать на пивоварне, но бабушка в какой-то момент решила: будет лучше, если отправить его в школу, где уже учился его старший брат. Она сказала мальчику, что он должен стать адвокатом, священнослужителем или военным, что соответствовало бы его общественному положению. И как он ни умолял оставить его на пивоварне, она не вняла его мольбам.
— О, Джаррет… — прошептала Аннабел, ей казалось, она чувствует, какую боль он испытывал, когда вдруг лишился и отца, и матери.
— Но этот мальчик очень не любил школу. Мальчишки донимали его гнусными слухами о смерти его родителей, и к тому же он скучал по поместью. И вот как-то раз он обнаружил, что неплохо играет в карты, и из-за этих его способностей мальчишки в школе стали относиться к нему с уважением и больше не донимали его. А играть в карты его научил отец — это было единственное, что осталось у него от прежней жизни. И именно карты тогда стали для него спасением. Благодаря им он обрел уверенность в себе.
Джаррет умолк и тяжко вздохнул. Потом тихо сказал:
— Однажды ты спросила меня, как я стал игроком. Вот так все и началось. Наверное, это было очень важно для тринадцатилетнего мальчика, оставшегося без родителей и ужасно тосковавшего по дому… Но я продолжал играть и потом, когда стал взрослым. Хотя мог бы построить свою жизнь иначе. Да, мог бы, но… Я уже всецело был во власти леди Удачи. А леди Удача — капризная дама. Зная это, я научился не воспринимать боль, которую она могла причинить. Потом я сделал себя невосприимчивым и к той боли, которую могли бы причинить мне люди. И это оказалось не так уж сложно, требовалось только одно — не подпускать их близко, не впускать их в свою жизнь.
Он взглянул на руки Аннабел, которые держал в своих, осторожно поглаживая пальцами.
— А потом я встретил тебя. Упрямую, красивую… и чертовски умную. Ты очаровала меня с первого взгляда, как только ворвалась вихрем в контору пивоварни. Я испугался, что вообще-то свойственно мужчинам, когда они вдруг осознают, что их будущее может резко измениться. И конечно же, наделал множество глупостей, пока старался держать тебя на расстоянии, убеждая себя в том, что я к тебе равнодушен, что мне нет до тебя деда.
Он поднял на нее глаза, потемневшие до синевы океана — такие его глаза она обожала.
— Но я ошибался. — Он поднес ее руки к губам и поцеловал ладони. — Я понял, что люблю тебя, Аннабел Лейк. Я люблю в тебе все, дорогая, — и то, как ты заботишься обо всех своих близких, и то, с каким упорством борешься за сына. А больше всего люблю за твою веру в меня. Когда ты смотришь на меня, то видишь не таким, какой я есть, а каким мог бы стать. И поверь, мне очень хочется измениться в лучшую сторону…
Ее глаза наполнились слезами, но она боролась с ними, страшась того, что может испортить этот чудесный момент. Однако бороться было не так-то просто, потому что такие слезы — слезы наивысшего счастья — она еще не научилась сдерживать.
Тут Джаррет улыбнулся, и на его щеках заиграли ямочки.
— И теперь, любимая, когда я нашел тебя, ты заполнила все мое сердце, так что мне больше ничего в жизни не нужно. И я больше не хочу быть рекой, хочу быть землей, в которую дерево пускает корни. Верю, что у меня это получится, если ты будешь моим деревом. Будешь?
Тут Аннабел, не удержавшись, по-настоящему расплакалась — слезы катились по ее щекам, а на губах в то же время играла счастливая улыбка.
— Это твое предложение… оно намного превосходит… все предыдущие, — пролепетала она, всхлипывая. — Я очень хотела бы стать твоим деревом.
Джаррет поцеловал ее с необычайной нежностью, и в тот же миг она почувствовала, что он действительно любит ее, любит по-настоящему! И он хотел жениться на ней, даже несмотря на…
Аннабел внезапно замерла.