Шаман-гора
Шрифт:
– Расскажи про свою службу, дядя Ефим, – попросил я его.
– Да ить чего в ней интересного, в службе-то той? Одна маята да тягость. Это хорошо ещё, что я не все двадцать годочков отслужил, а всего лишь десять.
– Поведай, Ефим. Не скупись. Очень мы интерес имеем послухать про твою службу и кавказскую войну, – попросили Ефима и остальные.
– А чего ж и не поведать. Слухайте.
И Ефим стал рассказывать: «Было это в 1830 году. Приехал в нашу волость нарочный с повелением забрить в рекруты молодых парней, которые по возрасту, зна- читца, в солдаты годные. Ну, пал жребий и на наш двор. А мне до полного возраста ещё одного годка не хватало. А старшему брату Митяю в самую пору. Однако успел Митяй к тому времени обзавестись женой и
Определили меня в учебные батареи по артиллерийской части. Всё бы ничего, но муштра дикая. Унижени- ев всяких и лишениев натерпелся я вдоволь. Да и унтер- офицер попался, что не приведи господь. Зверь-зверем. Сопатки нам кровенил и по делу и за просто так, из интересу. До того уж ему это самое дело по душе было. Ну а мы, ясное дело, терпели. А куды попрёшь?
Так случилось, что через год, как я прибыл на службу, утонул тот самый унтер в отхожем месте. По пьяному делу утонул. Ну а командование следствие учинило, что да как? Не мог, мол, такой исправный служака, да ещё по пьяному делу, в отхожем месте лютую смерть принять».
Тут Ефим невольно усмехнулся, а я подумал, что не прост дядька Ефим. Ох, не прост. Не иначе как помогал он тому унтеру в дерьме окунаться.
Меж тем Болдырев продолжал: «Цельных три месяца длилось следствие. И три месяца с нас тянули жилы.
Кто да что? А чего с нас взять? Никак нет, не могу знать. Так ничего и не выпытали. Ну и решили нас от греха подальше спровадить в дальние гарнизоны. Так и попал я на Кавказ. В крепость Грозную. Воевали мы супротив чеченских и дагестанских имамов. Имам – это всё равно что по-нашему поп. А главным их военачальником был Гази- Магомед, главный имам Дагестана и Чечни 4 ».
4
Гази-Магомед (1795-1832) – первый имам. Гамзат-Бек (1789— 1834) – второй имам, Шамиль (1799—1871) – третий имам Дагестана и Чечни. Руководитель освободительного движения кавказцев.
– А что, дядька Ефим, говорят вера ихняя дюже от нашей отличается? – перебил рассказчика Степан.
– Дак щё вера? Вера она и есть вера. Магометанская вера, не наша. По эвонной вере выходит, что вино им пить не можно. Свинину кушать нельзя. Зато жён можно иметь сколько душа пожелает, а вернее – сколько прокормишь.
– Ишь ты, – оживились мужики, – и как же эвонные мужики с таким счастьем справляются? Тут и одна, бывает, до того запилит, хошь из дома беги.
– Покорные их жёны. По вере ихней выходит, что муж для них хозяин и повелитель. И бунтовать против него они не имеют никаких правов.
– Вот эвто верно у них прописано, и нам бы не худо. Верно, Демьян? – ввернул кто-то из мужиков.
– Дак вы поимейте в виду, мужики, что при всём при эвтом вина-то пить им неможно, – угомонил мужиков Зимин Филипп.
Мужики враз успокоились, а Степан проговорил:
– А всё одно, мужики, а христианская вера самая правильная. Хучь и жена всего одна, да зато винцо нам не возбраняется.
– Давай, дядька Ефим, сказывай. Что там далее было? – попросил Филипп.
Ефим обвёл слушателей взглядом и продолжил:
«За веру свою воюют магометане страшно. Любимое их занятие – делать православным «секир-башка». По- нашему – значитца отрезать головы и протчие мужские принадлежности. Так что в плен к ним лучше не попадать, замучают насмерть».
– А ты как, Ефим, со всеми принадлежностями вернулся? – поинтересовался у него Кузьма.
– Об евтом у бабы евонной поинтересоваться надо, – хохотнул Филипп.
– Давайте, поинтересуйтесь, – спокойно ответил Ефим, – а заодно и у Яшки мово поспрошайте.
– Да ты щё, Ефим? То мы так, шутейно, – извиняющимся голосом проговорил Кузьма. – Сказывай дальше.
«Ну, а что дальше? Воевали мы с ихними абреками ни шатко ни валко. То мы верх брали, то они. В тридцать втором году при штурме аула Гимри убили мы ихнего имама Гази-Магомеда. На смену ему пришёл Гамзат-бек. Но и тот вскоре погиб. А вот когда пришёл имам Шамиль, в тридцать четвёртом году это было, то всё началось сызнова. Востёр тот Шамиль был воевать. И сыны его – все вояки прирождённые. По ихней вере выходит, что если ты убил иноверца или погиб в бою, то ждёт тебя царствие небесное и вечный рай. Вот они и воюют, ничего не страшась. И вот в тридцать девятом году случилась большая баталия между нашими войсками и воинами Шамиля на реке Аргун. Генерал Граббе 5 командовал тогда нами. И вышла наша полная победа. Даже сам Шамиль получил в той баталии ранение и укрылся в своей столице – крепости Ахульго. Вот под той крепостью и достала меня чеченская пуля. Долго я по госпиталям бока проминал. Пуля у меня так вовнутрях и осталась. Врачи сказали, что её тревожить нельзя. Дольше проживу».
5
Граббе Павел Христофорович (1789-1875) – генерал-адъютант, командующий войсками на кавказской линии. Участник восстания декабристов, впоследствии граф и член Государственного совета.
– Ну, ты даёшь, дядька Ефим, – восторженно произнёс Степан, – дак ты герой. И как пуля? Не мешает?
– А щё пуля? Щё ей будет? Только я вот потяжельше маненько стал, – усмехнулся Ефим.
Мужики заулыбались. Кузьма достал кисет и закурил.
– Ну и как тебя сподобили из армии-то отпустить? – поинтересовался он.
– Ездил в ту пору по госпиталям с инспекцией его превосходительство генерал Граббе. Ну и кресты заодно вручал тому, кто заслужил. Вот и мне вручил моего второго «Георгия» и спрашивает: «А ты чего ж, кавалер, в свою батарею не возвертаешься? Или курорт тебе госпитальный по душе пришелся?»
Ну, я и обсказал ему всё как на духу. Выслушал он меня и говорит: «Вызвать ко мне доктора». Переговорил с ним и дал команду: «Езжай, говорит, солдат, на родину. Ты на поле брани за отечество пулю получил. Теперь до самой гробовой доски будете вы вместе. Езжай, детишков рожай да подвиг свой воинский помни. Заслужил».
– Вот так и вышло, что вместо двадцати годков отслужил я только десять, – закончил Ефим свой рассказ.
– Вот не думал не гадал, что ты у нас такой боевой. Кавалер аж двух «Георгиев», – с уважением произнёс Степан.
Было видно, что казаку страсть как хотелось бы самому поучаствовать в боевых вылазках против горцев, да и получить за храбрость крест парень был бы не прочь. Я же теперь смотрел на георгиевского кавалера совсем другими глазами. Из головы не шёл рассказ о грустной участи унтера, что по пьяной лавочке утонул в туалете. Не иначе, как и Ефим приложил к этому свою руку. Боевой дядька, ничего не скажешь. Недаром ведь говорят, что у каждого в шкафу спрятан какой-нибудь скелет.
Так в бездеятельном сидении прошло три дня. На четвёртый день, ближе к полудню, перед Усть-Стрелкой появился караван из нескольких барж. Прибыл аргунский сплав. Народ заметно оживился, видимо, праздное времяпрепровождение уже всем надоело. После обеда пришёл всё тот же Загоруйко и сообщил, что завтра поутру мы отправляемся дальше. К продолжению сплава мы были уже давно готовы, поэтому люди восприняли известие радостно. Всем хотелось как можно скорее добраться до мест своей новой малой родины.