Шаман

Калугин Алексей Александрович

«Спускаемся».

Осипов улыбнулся и показал большой палец. Он мыслил примерно так же, как Камохин, и пришел к тому же выводу. Собрав всю поклажу, Осипов закрепил ее на веревке и уже собрался перекинуть связку через каменный выступ, как вдруг Камохин крепко схватил его за руку и сунул под нос ПДА:

«Отставить!!»

Осипов сделал непонимающий жест рукой.

Камохин сунул ему в руки бинокль и указал налево, в ту сторону, где по самому краю скалы вилась узкая тропка, по которой они и сами поднялись сюда. Осипов осторожно выглянул из укрытия и посмотрел в указанном направлении. По тропинке медленно, один за другим, поднимались три человека. И это были не наемники Зунна. Все трое были невысокого роста, худого телосложения, но жилистые, с густыми

кудрявыми волосами. У двоих волосы были черные, у третьего – белые, как снег, которого он никогда не видел. Из одежды на них были только набедренные повязки. В руках каждый держал длинное копье.

– Аборигены, – беззвучно произнес Осипов. – Им-то что здесь нужно?

Хотя, конечно, вопрос был неправомочен. Скала Улуру, так же как и вся прилегающая к ней территория, принадлежала местному племени аборигенов. По всей видимости, они заметили какое-то непонятное движение на скале и решили подняться, чтобы выяснить, что происходит.

Реакция наемников Зунна на появление аборигенов была нулевой. Они с любопытством поглядывали на коренных обитателей Австралии, но не предпринимали никаких попыток преградить им путь. Аборигены остановились сами, едва ступив на площадку, на которой расположилась группа Зунна. Седой – в центре, двое молодых – по сторонам от него. Древка копий поставлены на землю возле ног, острия направлены в небо. В руках – загнутые на концах дубинки нулла-нулла. За поясами – боевые бумеранги. Надо сказать, что при всем своем невысоком росте и тщедушном телосложении аборигены вовсе не были похожи на ярмарочных актеров, зазывающих публику на «новый, никем прежде не виданный аттракцион!». Нет, они выглядели как воины, с которыми не стоит шутить. И даже дружески хлопать по плечу тоже не рекомендуется. Поскольку если ваш дружеский жест будет неверно истолкован, то и ответная реакция на него, которая последует незамедлительно, вряд ли вам понравится. Даже старик с шапкой седых вьющихся волос, перетянутых разноцветным плетеным ремешком на лбу, вовсе не производил впечатление дряхлого и немощного старца, способного лишь на то, чтобы недовольно брюзжать, брызжа слюной из беззубого рта. Весь облик старика, каждая часть его тела, каждая черточка лица, казалось, были насыщены некой внутренней силой, гораздо более значимой и действенной, нежели физическое совершенство. На впалой груди старика висела квадратная деревянная дощечка, размером с ладонь, отполированная до густого темно-янтарного блеска. Концы кожаного ремешка, опоясывающего шею старика-аборигена, были продеты в аккуратные отверстия, просверленные в верхней части дощечки, и завязаны узлами. На дощечке был вырезан варан – лапы раскинуты в стороны, морда задрана вверх, чуть загнутый хвост опущен вниз; по спине – узор «елочка». Вот только лап у варана не четыре, а шесть.

Едва завидев гостей, Генрих Зунн суетливо вскочил на ноги, поприветствовал их коротким поклоном и жестом пригласил пройти к импровизированному столу. Одновременно он так же жестом попросил Орсона с Брейгелем подняться на ноги. Что те с готовностью выполнили, понимая, что необходимо чтить обычаи и правила тех, на чьей земле ты находишься.

Не дойдя трех шагов до большого ящика с разложенными на нем бумагами, аборигены остановились. Старик поднял руку и прижал ладонь к губам.

– Ты звал нас, – произнес он по-английски. – Мы пришли.

Голос был странный, абсолютно лишенный индивидуальных обертонов, как будто пропущенный через вокодер. Но при этом каждое слово было очень хорошо слышно и отчетливо звучало.

Звук человеческого голоса, прозвучавший в мире полного безмолвия, произвел на квестеров настолько ошеломляющее впечатление, что в первый момент оба даже не поняли, что произошло! А когда наконец осознали случившееся, то повернулись друг к другу и разом заговорили. Но чуда не произошло – с их губ, как и прежде, не слетело ни звука.

Абориген говорил негромко, но слова, звучащие в полной тишине, казалось, разлетались на сотни миль вокруг. Услыхав их, Камохин с Осиповым тоже удивленно переглянулись. Они поняли, что говорил

старик, явившийся в сопровождении двух молодых соплеменников. Но как ему это удалось, если даже наука спасовала перед тайной очередной аномальной зоны? Выходит, для того чтобы победить сковавшее австралийскую зону безмолвие, аборигену не нужны были ящики с высокоточными приборами – он сделал это, опираясь на тысячелетний опыт предков?.. Или – как?.. На этот вопрос он должен был получить ответ. И – немедленно! Не мешкая, Осипов перекинул связку рюкзаков через каменный выступ и начал быстро спускать ее вниз.

Камохин наблюдал за ним, не пытаясь помешать или возразить. Стрелок и сам понимал, что происходит нечто экстраординарное. Кроме того, его целью был пакаль, а пакаль находился внизу. Значит, спустившись вниз, он окажется ближе к пакалю. Не очень убедительная, но все же – мотивация.

Как только связка рюкзаков встала на землю, Осипов обернул моток веревки вокруг большого, в полчеловеческого роста камня и тоже кинул его вниз. Ухватившись за два конца, квестеры вместе заскользили вниз по наклонной каменной стене. Четверо наемников внимательно наблюдали за ними, но уже не брались за оружие. Как истинные профессионалы, они были только рады тому, что все разрешилось тихо, мирно, без стрельбы.

Старик-абориген опустил ладонь, которой прикрывал рот, когда говорил. Губы его улыбались, а в глазах горели по-детски шаловливые искорки.

Выразительно посмотрев на старика, Брейгель недоуменно развел руки в стороны.

Старик снова поднес ладонь к губам и произнес только одно слово:

– Minga.

Зунн с улыбкой похлопал Брейгеля по плечу и протянул квестеру его ПДА, на дисплее которого было написано:

«Вы спрашивали, при чем тут мифы?»

Взмахнув кистью руки, Брейгель дал понять, что он все еще не понимает, что происходит. Кто этот старик? И при чем здесь мифы?

Продолжая довольно улыбаться, Зунн сделал успокаивающий жест рукой. Он буквально парил на волнах всеобщего недоумения. Наемников он, разумеется, в расчет не брал. Но из трех человек, которые, как он полагал, имели некоторое представление о том, что такое аномальные зоны, только он один мог объяснить, что сейчас происходило. Самовлюбленность не была отличительной чертой Генриха Зунна, но ему нравилось удивлять других и объяснять им то, что сами они постичь были не в силах.

Зунн протянул руку. Один из молодых аборигенов открыл висевший у него на поясе мешочек, достал небольшую, прямоугольную, гладко отполированную дощечку и положил ее на открытую ладонь. Зунн на несколько секунд сжал дощечку в кулаке, как будто хотел почувствовать заключенное в ней тепло. Затем он перехватил ее двумя пальцами и плотно прижал к губам.

Когда Зунн начал говорить, раздались звуки, похожие на скрежет испорченного синтезатора.

Старик-абориген хлопнул себя ладонью по голому животу и зашелся в беззвучном смехе.

Зунн смущенно улыбнулся и сделал успокаивающий жест рукой – ничего, мол, сейчас еще раз попробую.

Однако и во второй раз у него получилось не лучше.

Аборигены, глядя на него, так заразительно, хотя и беззвучно, смеялись, что, глядя на них, и Брейгель с Орсоном начали улыбаться.

Подоспевшие Осипов с Камохиным терялись в догадках по поводу всеобщего веселья. Со стороны все и в самом деле выглядело чудно – один человек, раздувая губы и щеки, издавал пугающе натужные звуки, как будто вот-вот готов был лопнуть, а остальные, глядя на него, вовсю развлекались, точно это было представление, за которое они заплатили.

Наконец старый абориген смахнул ладонью набежавшие на глаза слезы, подошел к Зунну и хлопнул его пальцами по губам. После чего, прижав два пальца к своим губам, произнес:

– Не надувай губы. Или ничего не получится.

Зунн коротко кивнул и снова попытался что-то сказать, прижав к губам дощечку.

На этот раз звуки, которые он издал, оказались почти членораздельными. Очень постаравшись, можно даже было угадать в них слова.

Седой абориген удовлетворенно кивнул.

Зунн предпринял новую попытку: