Шаман
Шрифт:
– Пешком придётся идти очень долго.
– Да, я знаю. Но поехать на поезде у нас нет возможности.
Кошко откашлялся, посмотрел по сторонам и достал из кармана пальто деньги. Отсчитав пять червонцев, он протянул их Шаману.
– Берите, – требовательно сказал он. – Вам надо прокормить семью.
Пётр оказался поражён этим, безусловно, милосердным поступком. Под впечатлением он полез в свой портфель за своими деньгами, но Кошко твёрдой рукой его остановил:
– Не надо. Угомонись.
Увидев протянутые деньги, Шаман отрицательно мотнул головой и отступил. Недолго думая, Кошко сунул купюры в карман пальто его сына и хлопнул рукой по его плечу.
Шаман
Взяв своих детей за руки, Шаман развернулся и неторопливо зашагал по Офицерской улице в сторону Вознесенского проспекта, прочь от сыскного отделения. Его жена пошла следом, постоянно оборачиваясь на сыщиков, утирая с глаз слёзы.
Отойдя уже довольно далеко, шагов на двести, уже почти скрывшись за силуэтами прохожих, он внезапно остановился, обернулся, поднял вверх свои руки, привлекая внимание Петра, и грозно прокричал повелительным голосом, распугивая всех без исключения людей вокруг:
– Оберег носи обязательно! Носи на животе своём! Он должен касаться твоего тела! В портфеле да в кармане он действовать не сможет! И никогда его не снимай ни при каких обстоятельствах! Когда придёт последний самый долгий день, только он тебе поможет!
Махнул руками на прощание и пошёл дальше. Скоро он и его семья скрылись с глаз.
– Аркадий Францевич, каким ветром вы в Петербурге? – спросил Пётр, когда они неторопливым шагом прошли к Екатерининскому каналу и неспешно зашагали вдоль него на восток, в сторону храма Спаса на Крови.
– Вот ты наглец! – недовольно буркнул Кошко. – Как ты смеешь высокое должностное лицо о таком расспрашивать?!
Пётр, покраснев, промолчал.
– Пороли тебя в детстве мало! На язык ты гонорист!
– Меня вообще не пороли! – огрызнулся Пётр. – Вот если бы пороли, дураком вырос!
Кошко остановился и сурово осмотрел его с ног до головы. Лицо его побагровело 31 .
– Я для дела спрашиваю, – сказал Пётр.
– Вот бы тебе сейчас всыпать… – тихо сказал Кошко, испепеляя его своим взглядом.
– Аркадий Францевич, не заставляйте меня доставать из кармана столыпинскую доверенность! С огнём ведь играетесь!
Кошко грозно шагнул к нему, внимательно осмотрел ещё раз, что-то хотел сказать из гневного, но, увидев, как Пётр еле удерживается от смеха, развернулся, сплюнул в сторону и зашагал дальше. Когда Пётр его нагнал, то увидел, как тот качает головой и улыбается.
31
Человек лицом бледнеет, когда боится, отступает; краснеет, когда смущается; багровеет, когда раздражён, агрессивен.
– Наверное, в этом есть взаимосвязь, никуда от этого не деться, – сказал тот. – Чем остроумней человек, тем он более дерзостный, чем тупее, тем послушней. Много раз замечал такое. Только поэтому мы с Филипповым тебе многое прощали. Не будь у тебя исключительной раскрываемости, уже давно вылетел бы из сыска за гонор свой неуёмный.
– Спасибо за комплимент.
– С Императором я встречался в Царском Селе. Затем со Столыпиным в министерстве. Но если кому растрещишь подобное, видит бог, выпорю! Помни, малец, рука у меня тяжёлая!
– Да кому я растрещу? Меня в сыске почти все ненавидят! Только вы с Филипповым да с несколькими сыскными чиновниками ко мне хорошо относитесь. За это, впрочем, меня и ненавидят. Выскочкой считают, приспособленцем, карьеристом. А я ведь не начальству служу, а правде и справедливости. Воспитание у меня такое с детства малого.
– Знаю я твоего отца. В 1888-м году с ним в одном пехотном полку служил в Симбирске. Он был командиром моего батальона.
Пётр оказался шокирован такими сведениями. Он не знал ничего о подобном. Он растерялся. В одно мгновение все понятные ему прежде логические связи его сыскной судьбы смешались в неразборчивое вихревое облако.
– Да не по отцу тебя судим, – Кошко повелительно положил свою руку на его плечо. – Не ищи здесь подводных камней. Любовь нашу ты заслужил своею службой правильной. А что касается отца твоего, так я его давно не видел. Но помню его во всех подробностях. Такой же дерзкий был, как ты. Чуть что, или взвинтится, или обидится. Правды не боялся, за неё готов был начальству нервы трепать, рискуя карьерой. Вспоминаю я его с уважением. За конфликт с командиром полка он был переведён в полк под Петербургом. От наказания заслуги его спасли да богатая родословная. Знаешь ты или нет, но предки по отцу у тебя великие.
– Меня в основном воспитала мать. Отец подолгу пропадал в своём полку.
– Служба офицера – штука сложная. Но, не будем сегодня на прошлое отвлекаться. Времени у нас немного, а нам надобно дела твои обсудить на будущее. Дело-то по СЛТ совсем непростое.
– Что вы по нему думаете?
– Я думаю, что впереди тебя ждёт суровое испытание. Очень скоро романтика выветрится из твоей головы. По сути, мы посылаем тебя в полную неизвестность.
– Почему?
– Ты думаешь, Столыпин за просто так выписал тебе такую доверенность, с правами, по сути бесконечными? Он, как человек практический, понимает всю сложность и опасность такого расследования. И, будь ситуация другой, в ином историческом времени, послал бы в Иркутск полевой эскадрон отдельного корпуса жандармов. Но сегодня, на фоне революционной нестабильности, он не может позволить публичности. Если СЛТ являются ничем не подтверждёнными слухами, революционные пропагандисты, будь они прокляты, обольют его и Императора вёдрами отборного издёвочного дерьма. Секретность предстоящего расследования навеяна нашим непростым временем. Нельзя позволить бессовестной черни 32 потешаться над царём. Только поэтому в Иркутск решено послать единственного сыщика, который должен в обстановке максимальной секретности собрать по СЛТ достоверные сведения.
32
Кошко имеет в виду невежественную толпу, лишённую высоких интересов.
– А почему это опасно?
– Вот наивность, вот молодость! А ты думаешь, тебя отправляют на лёгкую прогулку, продышаться сибирским воздухом? Иркутск – город не для санаториев. Там полно разбойников, беглых каторжников, революционных террористов, ссыльных политических. Если в самом городе при полицейских и жандармах криминальная обстановка ещё сносная, то в деревнях и сёлах Иркутской губернии порядка петербуржского, тебе привычного, нет и никогда не было. Я уже не говорю про дикую тайгу Подкаменной Тунгуски, где живут в основном инородцы тунгусы, волки да медведи. И на сотни вёрст вокруг ни одной православной души, никакой помощи.