Шаман
Шрифт:
— Как мама и папа?
Именно это первым делом спросил Алекс, и Шаман тотчас инстинктивно солгал:
— У них все хорошо.
Братья сели прямо на землю и взялись за руки. Им нужно было излить душу друг другу, так много нужно было спросить и сказать, что в первые мгновения они просто замерли, утратив дар речи. Вскоре Шаман сумел взять себя в руки. Несмотря на волнение, Алекс снова начал проваливаться в сон. Шаман лишь теперь понял, насколько тот был слаб.
Он представился остальным четверым, а те
Пока Алекс спал, Шаман быстро осмотрел его.
Ему ампутировали левую ногу ниже колена.
— Его… ранили?
— Нет, сэр, — ответил Парниша. — Мы вместе служили. Нас целой толпой привезли сюда поездом из другого лагеря шестнадцатого июля прошлого года, раньше нас держали в Пойнт-Лукаут, штат Мэриленд. В Пенсильвании произошло ужасное крушение поезда. Да, это случилось в Шололе. Сорок восемь военнопленных и семнадцать конвоиров Союза погибли в тот день. Их похоронили прямо в поле, недалеко от рельсов, будто они пали в бою.
Он на миг умолк, погрузившись в воспоминания, и затем продолжил:
— Восемьдесят пять человек было ранено. Нога Алекса пострадала так сильно, что у врачей не оставалось другого выхода, кроме как ампутировать ее. Мне самому в тот день несказанно повезло — отделался вывихом плеча.
— Вначале он чувствовал себя не очень плохо, — сказал Берри Вомак. — Джимми-Джо сделал ему костыль, и он довольно проворно с ним управлялся поначалу. Хоть он был и болен, но все же оставался старшим по званию, а потому старался заботиться о нас. Сказал, что немного разбирается во врачевании, насмотревшись на твоего отца.
— Мы звали его Док, — сказал Джимми-Джо Уолдрон.
Когда Шаман приподнял ногу Алекса, то сразу понял, что именно она является источником всех его бед. Ампутацию сделали ужасно: половина культи с рваными краями так и не зажила, а из-под свисающих ошметков кожи сочился гной. В любой момент можно было ожидать развитие гангрены.
— Ты настоящий врач? — спросил Уолдрон, когда увидел, что Шаман достает из сумки стетоскоп. Шаман заверил его, что так и есть. Он попросил Джимми-Джо прослушать грудь Алекса, и с его слов пришел к выводу, что, к счастью, в легких все было чисто. Но Алекса лихорадило, и его пульс был слабым и нитевидным.
— По всему лагерю свирепствует чума, сэр, — сказал Парниша. — Болеют оспой. Всякими лихорадками. Малярией. Чем именно он болен?
— У него на ноге образуется гангрена, — вздохнул Шаман. Наверняка он заболел еще и из-за недоедания
— Что же вы едите?
— По утрам каждому выдают по кусочку хлеба и старого, почти протухшего мяса. Вечером — по кусочку хлеба и чашке варева, называемого супом, но на самом деле представляющего собой воду, в которой сварено то же самое утреннее мясо, — ответил Уэстморленд.
— И никаких овощей?
Они покачали головами, но он и без того уже знал ответ на свой вопрос. Он успел заметить у многих заключенных симптомы цинги, сразу как вошел в лагерь.
— Когда нас бросили сюда, нас было десять тысяч, — сообщил Парниша. — Они все везли и везли новых заключенных, но от тех десяти тысяч сегодня осталось только пять. Мертвецкая у них без дела не простаивает, а вокруг лагеря разрастается огромное кладбище. Каждый день умирает по двадцать пять человек.
Шаман сел на холодную землю и снова взял брата за руки, рассматривая его лицо. Алекс не просыпался, его сон был слишком крепок.
Вскоре вернулся караульный и сказал Шаману, что ему пора уходить.
В штабной канцелярии Шаман сообщил апатичному сержанту, что он врач, и описал симптомы своего брата.
— Я бы хотел каким-то образом получить разрешение забрать его домой. Уверен, дальнейшее пребывание в лагере для него означает верную смерть.
Сержант начал искать что-то в своей папке, пока не дошел до нужной ему карточки. Внимательно перечитав ее, он сказал:
— Досрочное освобождение вашему брату не положено. Он — «инженер», так мы называем тех, кто пытался вырыть туннель, чтобы сбежать из тюрьмы.
— Туннель! — удивленно выдохнул Шаман. — Как же он рыл? У него ведь нет одной ноги.
— Зато у него есть пара рук. Из лагеря, в котором он был ранее, ваш брат сумел сбежать таким способом, правда, потом его снова схватили.
Шаман попытался воззвать к его разуму:
— Это все, что вы можете сказать? Может, кто-то из вашего начальства мне поможет?
Но сержант покачал головой:
— Мы жестко придерживаемся установленных правил.
— А можно мне хотя бы принести ему пару мелочей?
— Главное, никакого металла и ничего острого.
— Здесь есть неподалеку какой-нибудь пансион?
— Есть одно местечко в восьми милях к западу от главных ворот. Они сдают комнаты, — сказал сержант. Шаман поблагодарил его и взял свои сумки.
Как только Шаман оказался в снятом им номере и отделался от хозяина гостиницы, он вынул из кошелька сто пятьдесят долларов и переложил их в карман мундира. Неподалеку от входа вертелся подручный рабочий, который с удовольствием согласился показать новому постояльцу город за умеренную плату. Дойдя до телеграфа, Шаман отправил послание Нику Холдену в Вашингтон: