Шаманка Сумеречных Сов
Шрифт:
За зиму корни, да мелкие жучки, что живут за счёт тепла от преющей листвы, мха и трав, окончательно растащат всё на мельчайшие частицы, превратив тех, кто не задумываясь отнимал чужие жизни, в питание для лесов.
Тяжело вздохнув, я развернулась, чтобы возвращаться в дом.
– Ты зачем встал?
– моего спокойствия как не бывало.
– Да вот стоит глаз сомкнуть, как жена тут же норовит сбежать, - ворчал дракон, облокотившись на один из столбов крылечка.
– Баб посторонних в доме нечего привечать,
– А вот за собственные гуляния, когда только едва в себя пришёл, отхватить можно уже сейчас! Я тебя для чего латала?
– Да я же себя хорошо уже чувствую, - начал улыбаться Рихард на моё ворчание.
– Ага, и сине-зелёный в бордовую крапинку ты тоже от хорошего самочувствия? Его на рассвете чуть в решето не превратили, весь день в беспамятстве был, а чувствует он себя хорошо!
– возмущалась я, укладывая мужа обратно в кровать.
Утром я по птичьему обычаю заплела косы и уложила их вокруг головы. Не девка уже, а будущая мать.
Рихарду новая причёска не понравилась, он любил, когда волосы у меня распущены. Пришлось объяснять. Вот и сейчас он окидывал меня по-особому довольным взглядом.
До полного его выздоровления, решили остаться здесь. Вот только уже на следующий день, муж запретил мне ходить за водой или снег от крыльца откидывать.
С потревоженных полетом веток посыпались вниз шапки пушистого снега. Уже третий день как Гарун у нас превратился в гонца. Носит письма от лорда в замок, из замка лорду. Сегодня вот ещё и мне из личных запасов мешочек принёс по моей просьбе.
Приветственно ухнув, Гарун скинул мне в руки два мешочка. С моими запасами и с письмами. Усевшись за стол, Рихард начал быстро просматривать отчёт из замка.
– Всё тихо?
– спросила я, разжигая огонь посильнее.
– Писем много. Под стенами гонцы из ордена, просят личной встречи. Сын вышел на стены и пообещал, что если гонцы приблизятся к стенам ближе, чем на два полёта стрелы, то он велит их расстрелять из крепостных орудий.
– Усмехнулся Рихард.
– Орден поспешил откреститься от всего, мол, и знать не знали, что творится в цитаделях в наших землях. Объявили, что об этих планах впервые слышат. Пишут старшие поселений, где есть расположения орденцев, спрашивают гнать или притопить пока лёд стоит.
– И что думаешь делать?
– сухие белые грибы отправились в воду в горшок, а тот в печь.
– Выжечь бы заразу под корень, да показательно... Только нельзя так, без суда и разбора. В Хранителях ведь не только такие как Крикс, там и такие как Олаф. А юнцы, которых только забрали?
– признался муж, вызвав у меня улыбку.
Я знала, как ему хочется придавить орден одним махом. Но вот это отношение, что нужно разобраться, и невиновные не должны страдать, делало его в моих глазах сильнее. Потому что только по настоящему сильные, могут себе позволить
– Нильс норов показывает, - улыбнулась я, отделяя перепелиное мясо от костей. Косточки пойдут к сухим грибам, чтобы бульон был наваристей. А вот мясо я собиралась обжарить до лёгкой золотистой корочки.
– Хозяином себя чувствует, защитником. Крылья расправляет.
– С нескрываемой гордостью ответил Рихард.
– Вон, письмо прислал, словно пару томов в библиотеке переписал.
– Что пишет?
– полюбопытствовала я, вскрывая на берестяном ларчике печать сохранности, без неё свежие грибы и двух дней не пролежали бы.
– Что ходит заниматься в темницу к Олафу. Нильс считает, что решетка и антимагический ошейник не мешают учить языку, истории и землеведению. Так что если Олаф рассчитывал отдохнуть в темнице, то ничего у него не вышло.
– Усмехнулся Рихард.
– Пишет, что в ночь нападения проснулся на рассвете, точно зная, что его прабабушка была Птицей, Белой Цаплей. И что где-то с той стороны птичьих земель живёт её родной клан. Сейчас сын занят тем, что высчитывает, на какую часть его дракон птица. И теперь загорелся идеей познакомиться с Цаплями.
– Думаю, вам будут рады. Через столько лет родная кровь откликнулась.
– Задумалась я, процеживая густой бульон.
Крепенькие, словно только что срезанные белые грибы, притомились на сливочном масле и вместе с земляными клубнями, порезанными соломкой, птичьим мясом и поджаренным до хруста луком отправились в рассоленный бульон. Когда всё было готово, влила сливок и накрыла глиняный горшок крышкой.
Когда муж закончил с письмами, я подала на стол корзинку с крупными ломтями белого, румяного хлеба, с ещё похрустывающей при укусе корочкой, и поставила перед мужем глубокую миску с супом.
Рихард усадил меня к себе на колени и вручил мне в руки ложку. Я улыбнулась и послушно зачерпнула супа, подула и протянула мужу. Ещё и ломоть хлеба поднесла.
– И что это такое?
– спросил Рихард после пятой ложки.
– А это, дорогой мой муж, грибы, которые вы, драконы, вроде как не едите, - припомнила я ему один из первых разговоров.
– Конечно, не едим. Нам просто их никто не готовит!
– выкрутился Рихард.
– О чём задумался?
– спросила я хмурящегося мужа, когда обед остался позади, и вся посуда была перемыта.
– Хорошо здесь. Вроде и дед с бабушкой здесь погибли, и на нас напали, а я себя здесь уютно чувствую. Пусть даже и воду самому таскать приходится.
– Ухмыльнулся Рихард.
– А возвращаться всё равно нужно. Пока вся эта тина обратно на дно не ушла. Да и к Чёрному необходимо наведаться. Когда я гостил у него, мы поднимали тему моего деда... Да и на самого Эдгара были нападения, что со стороны целителей, что со стороны Хранителей.
– И Нильс уже четвёртый день один. Скучает, наверное, и у меня никак тревога не уляжется. Чувствую себя квочкой, у которой цыплёнок без пригляда.
– Призналась я.