Шаманский Лес
Шрифт:
— Это зависит не только от меня. (Смеется)
— Но настолько, насколько это зависит от тебя?
— Как и любой йог.
— Это мне непонятно.
— Столько, сколько намерен оставаться в этом теле. (Смеется)
— Я не знаю йоги. Сколько ты хотел бы оставаться?
— Годы катятся, катятся, и они так похожи друг на друга, что я не знаю, сколько мне лет.
— Но ты можешь посчитать.
— Умом я знаю, сколько, но чувствую их как пять-семь.
19.07.98
Упоминание Шамана о его занятиях йогой позволило мне задать ряд вопросов, но разговор
— Ты говорил, что ты — йог.
— Я — йог по-своему.
— Как это?
— Как в русских сказках Баба-йога и Кощей Бессмертный. (Смеется)
— Мои студенты дали бы еще пару версий названия «Баба-Яга».
— Какие?
— Например, есть версия, что была группа племен «йага», или, что на одном из диалектов старославянского слово «яга» обозначает воина.
— Смотри-ка, век живи, век учись. Моя версия шуточная, и я больше говорю о Кощее.
— Ты думаешь, что были реальные прототипы?
— Конечно. Люди боялись их как всего непонятного.
— Их убили добры молодцы?
— Возможно, какие-нибудь авантюристы тех времен .
— Почему «Кощей» это допустил?
— Мы не знаем точно, допустил ли.
— А злодеяния, похищения Василис?
— Это — вряд ли. Они могли бы все организовать без ссор.
— Они были влюблены?
— Хочется, чтобы сказка была красивой? Мы не узнаем.
— Ты не похож на Кощея, скорее — на какого-нибудь ветерана из боевика.
— Прототип, возможно, был сухонький. Да и жил не в приполярных горах. Ты видел худощавого моржа, нерпу, медведя?
— Скоро везде будут жить люди. Куда уйдут Кощеи?
— Наверное, уже мимикрировали и живут в городах. С другой стороны, здесь места будет полно.
— Со временем эти края освоят.
— Не раньше, чем изменится климат.
— Почему ты так думаешь?
— Когда ты учился, еще изучали «Капитал» Маркса?
— Изучали, при чем здесь это?
— Ты, наверное, плохо учился. Рубль, вложенный в развитие производства здесь, всегда даст меньше прибыли, чем рубль, вложенный в более мягком климате. Здесь больше затрат на энергию, здания и содержание работника при равной производительности.
— Но здесь будут развиваться особые производства.
— Только заповедники. Все остальное будет дороже вложенных денег.
— Не знаю, как спросить. Где твоя любимая женщина?
— Она со мной.
19.07.2000
Скачала я думал, что здоровье Шамана во многом обусловлено его жизнью в экологически чистых условиях и натуральными, «без химии» продуктами. Последующие наблюдения заставили в этом усомниться. Например, когда мы выпивали с браконьерами, Шаман не пропускал ни одной и закусывал со всеми даже весьма сомнительными консервами. В холодные дни он спал вместе со всеми в трюме возле чадящей «дэски» (дизельная электростанция), хотя я спать там не мог и предпочитал мерзнуть наверху.
— Ты засоряешь организм парами солярки.
—
— Не лучше ли жить по-возможности в экологически чистых условиях?
— Лучше в меру.
— Экологическая чистота в меру?
— Человек не может вечно отгораживаться от мира. Мир все равно прорвется.
— Если будет развиваться экологическое сознание...
— Чепуха. Чтобы быть жизнеспособным, нужно приспосабливаться к любой среде.
— И пусть все засоряется?
— Нужно одновременно и пытаться сохранять среду, и изменяться вместе с ней. Любое одиночное направление проигрышно.
01.01.99
Молчание Шамана и его многочасовое неподвижное сидение является особой практикой. Однажды во время такого сидения я провел ладонью перед открытыми глазами Шамана и убедился, что зрачки не дрогнули. Закончив сидение, Шаман сказал, чтобы я больше так не делал.
— Ты видел ладонь?
— Все твои действия.
— Почему не сказал сразу?
— Был занят важным делом.
— Всегда контролируешь ситуацию?
— Нет.
— Опасно?
— Полный контроль все равно невозможен. Любой Леший имеет темп больше твоего.
02.01.99
Шаман очень расчетлив, поэтому практика, заставляющая его доверяться случаю, должна быть очень важна.
— Что ты делаешь в это время?
— Соответствую идее самого себя.
— Что за «идея себя»?
— Есть идея каждого человека: Иванова, Петрова, тебя, меня. И есть реальные воплощения: Иванов, Петров...
— И что?
— Чем больше реальные Иванов-Петров отличаются от своей идеи, тем больше они разрушаются.
— При чем здесь идеи?
— Идеи неразрушимы, они вне времени и пространства.
— Как это?
— Например, идея Платона о мире идей. Платона давно нет, а идея есть. Где Она? Когда? В тебе, мне, в московском профессоре философии, в Платоне? Вне времени и вне пространства.
— Идеи Иванова-Петрова тоже вне времени и пространства?
— Конечно. Поэтому они неразрушимы.
— Человек может быть неразрушим, соответствуя своей идее?
— Этого не знаю. Но, конечно, такой человек намного дольше сохранит форму, чем обычный.
10.10.2000
Шаман уже несколько суток молча сидел за моим компьютером, отрываясь ненадолго поесть и поспать. Мы почти не говорили. Понимая Шамана, который встретился с компьютером впервые, я оформлял свои записи на кафедре. Зашнуровывая туфли, удивился, услышав, что он что-то говорит.
— Встань.
— Ты мне или компьютеру?
— Тебе. (Шаман сидел не оборачиваясь, пальцы его неторопливо стучали по клавиатуре, продолжая развивать «Цивилизацию-3»)
— В каком смысле?
— Ты просил рассказывать тебе практики долголетия. Вот одна из них: обувайся стоя.
— Но мне удобнее сидя.
— Сейчас ты изредка садишься на табуретку, чтобы зашнуровать ботинки, через год у тебя будет специальная табуретка для этого, через два — еще и скамеечка рядом с табуреткой, чтобы меньше наклоняться. К семидесяти ты вообще не сможешь обуваться самостоятельно.