Шань
Шрифт:
— Я думаю, вряд ли можно сыскать вторую такую женщину, — тихо промолвила Даниэла, чувствуя, что она уже недалека от заветной цели. — Она была такой особенной, неповторимой.
— Неповторимой... Особенной... — Его глаза округлились, словно от удивления. — О да, у нее было немало особенностей. Она являлась центром собственной вселенной. — Казалось, холодное, яростное свечение исходило от его лица, выражение которого так страстно хотела разгадать Даниэла. — Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.
— Значит, вы будете любить ее вечно.
— Нет! —
— Но ведь она умерла. Она уже девять лет как мертва.
Его глаза лихорадочно заблестели.
— Сгорела... Я сам видел труп, когда его вытаскивали из пепелища. От нее остался один обгоревший скелет. Одна рука отвалилась. Я помню ужасный оскал черепа, пустые глазницы. Неужели это была она? Неужели это была Ореанда?
— Но ведь в таком случае наверняка проводилась экспертиза. Чтобы признать кого-то умершим, необходимо точно установить личность погибшего.
Он тупо кивнул.
— Ага, экспертиза... Так оно и было. Результаты не оставляли сомнений. То была Ореанда.
— Значит она мертва. Что...
— Нет! — закричал он. — Она жива! Она здесь! Я своими руками построил для нее этот дом. Она заставила поставить его здесь, на том же самом месте!
Даниэле все стало ясно. Все разрозненные кусочки собрались воедино: полушизофреническое поведение Малюты, неконтролируемые приступы его слепой ярости и ненависти к женщинам, к ней лично, постоянные издевательства, высказывания типа “они продали свои души ради тебя, встали перед тобой на колени”. Как она заблуждалась!
Малюта своими руками наделял ее властью, которой некогда обладала Ореанда. Властью, заставлявшей его ненавидеть жену с той же силой, с какой он любил ее. Властью, навеки, казалось, приковавшей его к ней. Все становится иначе, когда я возвращаюсь в Москву. Там я снова могу дышать свободно.
Не мог ли Малюта убить Ореанду? Мог ли он поднять руку на свою возлюбленную жену?Даниэла твердо вознамерилась внести для себя полную ясность в этом вопросе.
— Пойми, Олег, — впервые она обратилась к нему на ты и по имени. — Ореанда мертва. Мертва. — Сцена на берегу Москвы-реки молнией вспыхнула в ее памяти. Взяв свободную руку Малюты, она прижала ее к себе. — Осталось только это. — Затем она прижала руку к нему. — И вот это.
Ее рука задержалась на нем, и хватка Малюты, по-прежнему сжимавшего ее кисть, тотчас ослабла.
Опустившись на колени, Даниэла ловко расстегнула его брюки. Губами она ласкала его плоть до тех пор, пока не почувствовала, как судороги стали пробегать вдоль мощных бедер Малюты. В ту же секунду она остановилась. И поднялась на ноги.
— Что... Что ты делаешь? — задыхаясь, выдавил он из себя.
— Продолжаем? — предложила она. — Или прекращаем?
Малюта не мог отвести глаз от ее влажных, блестящих губ.
Он поежился. От предвкушения или страха?
—Прекращаем? — неуверенно переспросил он. Даниэла положила ладонь ему на грудь и почувствовала частые, сильные толчки.
— Мне нельзя продолжать, — сказала она. — Ореанде это не понравилось бы. Ты ее муж, ее возлюбленный. Ты принадлежишь только ей.
Он снова поежился. Его глаза закрылись.
— Я снова дышу, — прошептал он.
— Лунный свет над Москвой-рекой, — тихонько подсказала ему на ухо Даниэла.
— Я снова дышу, — повторил он.
— Ореанда...
Малюта положил тяжелую ладонь на плечо Даниэлы и с силой надавил вниз. Даниэла уже успела тайком расстегнуть юбку. Она наклонилась, и юбка скользнула к ее ногам. Даниэла переступила через нее. Под юбкой у нее ничего не было.
Ореанда! —мысленно взывал он. Она поработила его своими сексуальными капризами и прихотями. Чем выше он поднимался по лестнице власти, тем ниже и ниже склонялся в раболепном поклоне перед женой. И — самое главное — он не мог сказать, что доставляло ему большее удовольствие. Ее призрак продолжал преследовать Малюту всякий раз, когда он приезжал на дачу. Столь велико было желание, сжигавшее его все эти годы, что теперь Малюта лишь беспомощно стоял на месте, чувствуя, как внутри него все плавится в горниле сексуального напора Даниэлы. Он не испытывал такого наслаждения с тех пор, как...
Вскрикнув, он вцепился пальцами в ее плечи. За всеми оскорблениями и презрительными насмешками, которыми Малюта обливал ее при каждом удобном случае, пряталось неутоленное, голодное вожделение. Он ненавидел Даниэлу за то, что Ореанда некогда сделала с ним самим. Он панически боялся, что вновь может оказаться в рабстве у женщины, что все начнется заново.
И тем не менее в глубине души он молился на Даниэлу точно так же, как когда-то молился на Ореанду.
Потянув его вниз, Даниэла заставила его лечь на ковер. Сев на него сверху, она спросила:
— Ты ведь хочешь этого, правда? Он застонал.
— Однако раньше ты говорил мне, что не хочешь. — Она приблизила свое лицо к его лицу. — И никогда не захочешь. Поэтому теперь ты этого не получишь.
Она слегка отодвинулась назад.
Малюта, приподнявшись, потянулся было к ней, но она хладнокровно оттолкнула его.
— Нет, нет. Так у тебя ничего не выйдет.
Возможно, он сумел бы овладеть ею силой. Однако ему хотелось совсем другого.
Даниэла снова принялась ласкать его, но, едва почувствовав, что его возбуждение грозит перехлестнуть через край, тут же остановилась и что-то сказала.
— Что? — полузадушенным голосом переспросил он.
— Я хочу этого.
— Что?
— Ты должен сказать: “Я хочу этого”, — повторила она.
— Я хочу этого.
— Нет, ты должен сказать так, чтобы я поверила.
— Я действительно хочу этого.
— Хорошо, — ответила она и, приподнявшись, опустилась на его дрожащий от напряжения пенис, — получай!..
Малюта испустил протяжный стон. Он пребывал в полуобморочном состоянии. Когда Даниэла принялась раскачиваться из стороны в сторону, он, вскрикнув, прогнулся вверх. Судорожным движением он притянул ее к себе и кончил.