Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона
Шрифт:
Глава пятьдесят шестая
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПИЛИГРИМА
Возвращение Сайласа Хордуна в Шанхай не было триумфальным, а скорее напоминало приезд монаха в деревню какого-нибудь племени. Дорога заняла у него около двух месяцев и прошла без каких-либо происшествий. Сначала он сушей добрался до Абадана, потом поднялся на борт корабля. Миновав Персидский и Оманский заливы, корабль оказался в Аравийском море, обогнул южную оконечность Индостана к северу от Мальдивских островов и вошел в Индийский океан через опасный Малаккский пролив. Затем направился направо и, миновав дикие земли Малайзии, Борнео и Вьетнама, оказался у берегов Поднебесной в районе острова Хайнань — территории, на которой безоговорочно правили триады. Корабль миновал Бокка-Тигрис, на котором стоит Кантон, затем, поднимаясь все выше, оставил по правому борту Тайвань. И вот как-то утром по левому борту появился город Вусун и устье могучей Янцзы. Они манили его к себе, как давным-давно, в 1842 году, — Британский экспедиционный корпус.
Через день корабль уже входил в устье Хуанпу. Глаза Сайласа скользнули по утесу на южном берегу реки, где его встречали три могилы и один маленький холмик. Когда в поле зрения показались европейские дома, выстроившиеся вдоль набережной Бунд, в душе Сайласа возникло удивительное чувство, знакомое каждому путешественнику, который после долгих странствий наконец возвращается домой. С одной лишь полотняной сумкой, где лежали отцовские дневники и Библия, что оставил ему капитан джонки, он сошел по трапу на берег, привлекая к себе не больше внимания, чем любой пассажир, прибывающий в Поднебесную четвертым классом.
Отправляясь в обратный путь, он не стал давать телеграмму о скором прибытии.
Сайлас сошел на берег на закате. Он не взял рикшу, не пошел в одну из своих контор на Бунде или улице Кипящего ключа, а медленно, под моросящим дождем устремился по направлению к саду. Дневная жара отступила и затаилась, терпеливо дожидаясь нового рассвета, чтобы снова вступить в свои права.
Медленно шагая по улице, Сайлас восхищался тем человеческим чудом, которое представлял собой Шанхай. Его дом. Прямо на улице парикмахеры подстригали клиентов, сидевших на низких трехногих бамбуковых табуретках, мастера по ремонту велосипедов, которых здесь часто величали «маэстро», натягивали на велосипедные диски толстые красные шины, сапожники, обложившись высокими каблуками для женских туфелек, подбивали и латали подошвы башмаков, портные усердно трудились, согнувшись над швейными машинками с ножным приводом, а лекари практиковали свое древнее искусство. Сердце Сайласа распирало от избытка чувств. Весь Шанхай жил на улице. Он проходил мимо торговцев, бойко продающих посыпанные сахарной пудрой и обжаренные в масле пончики из сдобного теста, супы и другие блюда, приготовленные здесь же поварами, таскавшими свои кухни на собственной спине. Пожилые пары сидели на шатких стульях, закатав штанины выше колен. Продавщица яиц под пятью специями заткнула пальцем ноздрю и смачно высморкалась на мостовую, едва не попав в кастрюлю со своим товаром.
— Промахнулась! — смеющимся голосом объявил Сайлас и пошел дальше.
Привлекательная молодая женщина продефилировала мимо него с таким гордым видом, будто она была единственной в Поднебесной девицей с красивыми ногами.
Войдя на территорию Французской концессии, Сайлас заметил, что автомобилей здесь стало значительно больше, чем рикш, как и сутенеров, предлагающих живой товар. Его взгляд привлекла витрина магазина, за которой извивалось множество змей, ползавших друг по другу и прижимавшихся белым брюхом к стеклу витрины. Ему всегда нравились змеи — под коричневым соусом, разумеется. В витрине следующего магазина стояли большие стеклянные банки и бутыли, наполненные высушенными травами и корнями. При взгляде на них в голову лезли мысли о магии и загадочных колдовских ритуалах.
К Сайласу приблизилась крестьянка с грязным ребенком и вытянутой рукой. В глазах ее читалась мольба о помощи. Сайлас выгреб из карманов и отдал ей все деньги, что у него были. Потрясенная до глубины души, женщина наверняка поцеловала бы его, если бы он не был фань куэй. Оливковые деревья с аккуратно подстриженными ветвями, окаймлявшие ограду вокруг французской территории, наполняли вечерний воздух сладким ароматом. Сайлас неподвижно стоял и ощущал, как вращается земля. Впервые он чувствовал легкость. Непосильная ноша, которую в течение всей жизни он нес на плечах, упала с них, и теперь, без сомнения, ветер нес ее вдоль Янцзы по направлению к морю.
Вокруг двух игроков в го собралась целая толпа зевак, которые занимались своим излюбленным делом — давали бесплатные советы. Молодая дворничиха ритмично шаркала длинной метлой, вдыхая всю гадость, поднимавшуюся с мостовой. Эта работа состарит ее раньше времени, а к тридцати годам и вовсе загубит ей легкие.
В темных дверных проемах парочки обменивались поцелуями, а старые карги, наблюдая за этим, гаденько хихикали. Какой-то молодой человек, вцепившись в фонарный столб, чтобы не упасть, блевал в сточную канаву. Многие наблюдали эту картину, но ни один не попытался помочь бедняге. На улицах большого города поселился страх перед инфекционными болезнями.
Из темного переулка доносились злые крики и скулящие мольбы о пощаде. На вывеске нового магазина красовались цветочные гирлянды, сообщая о скором открытии и прося заступничества у любых богов, которые еще не забыли о существовании Города-у-Излучины-Реки.
Сайлас миновал храм городских богов-покровителей и ресторан «Старый Шанхай», прошел вниз по улице и оказался у сада. Достав из кармана ключ, он отпер задние ворота и вошел внутрь.
В саду царила тишина. Поднималась луна. Войдя в дом, Сайлас увидел полоску света, выбивавшегося из-под двери его кабинета. Он открыл тяжелую дубовую дверь. И там, под зеленой настольной лампой, лежали три странички, оставленные на его столе Май Бао.
Сайлас потер глаза, снял пальто и сел. Он сразу же узнал почерк отца — крупный и округлый, каким он писал, не находясь под действием опия. Его ошеломил язык, на котором были сделаны записи. Не фарси, не английский. Идиш.
Он пододвинул к себе первый из листков и стал разбирать написанное отцом.
Я рассказывал тебе о твоей матери, но никогда не упоминал о сестре. О моей сестре Мириам, забрать которую вместо меня я умолял Элиазара Врассуна. Я даже предлагал ему Макси. Уже тогда я делал дьяволову работу.
Врассун забрал Мириам и вырастил ее как собственную дочь. Но, превратившись в девушку, она стала настоящей красавицей, и он затащил ее к себе в кровать.
У Мириам родилась дочь, которую он отобрал у нее и отправил в английскую деревню неподалеку от Хирфорда.
Моя любимая сестра впала в безумие и остаток жизни провела там, куда поместил ее Врассун. В Бедламе.
Мне неизвестно, когда она умерла. О своей племяннице и твоей двоюродной сестре я знаю лишь то, что ее звали Миранда.
Я делал дьяволову работу. Не делай дьяволову работу ты.
Сайлас оказался на ногах, сам не заметив, как вскочил из-за стола. Его голова стала непроизвольно раскачиваться вперед и назад, из глаз текли слезы и капали на пол у ног, а с губ снова и снова срывалось имя Миранда.
За окном клумба с красными цветами, обозначавшая то место, где упал Майло, внезапно словно ожила и засветилась. Сайлас попятился от окна.
А потом он ощутил странное чувство. Он будто бы уменьшался в размерах, возвращаясь туда, где был маленьким мальчиком. Он убил собственного брата. Он обрюхатил собственную сестру. Он падал, падал, падал в бездонный черный колодец внутри самого себя.