Шанс для динозавра
Шрифт:
Вобрав в себя кое-как приведенные в порядок отряды марайцев, унганская армия потекла дальше на юг. Охраняемые летучими кавалерийскими отрядами, плыли вниз по Лейсу барки с пехотой, барки с артиллерией, барки с припасами… много, очень много речных судов. Спустя две недели маршей и мелких стычек под ноги победителям пали знамена графства Пим. Еще через десять дней унганская армия затопила графство Варата. Там и сям на покоренных землях саднящими занозами торчали невзятые замки, вынуждая оставлять малые отряды для их блокады, но в целом армия продвигалась к Ар-Магору даже быстрее, чем предполагалось.
Дальше
Барини с любопытством наблюдал за действиями прославленного полководца. Как и следовало ожидать, маршал попытался навязать качественно превосходящему противнику тесную свалку в топких берегах, надеясь взять верх холодным оружием, – и отступил, едва Барини развернул на своем берегу несколько батарей легких бомбард. Один из имперских полков, прикрывавших отступление, был выкошен подчистую, но стоял до конца и даже нанес унганцам потери арбалетной стрельбой. Такого противника приходилось уважать.
И все же… где теперь прославленный Глагр вместе со спасенной им от разгрома армией и императором? Далеко. Зато Барини – у стен Ар-Магора.
Оба застряли.
Наконец землю сковало, а по реке, уже начавшей подмерзать в заводях, приплыл новый пороховой запас. Вновь во весь голос заговорили осадные бомбарды, и грохот их не прекращался девять дней. На избитых ядрами стенах не осталось ни одного пригодного к употреблению орудия; горожане пытались использовать допотопные камнеметы, установив их позади стен. Барини приказал калить ядра для бомбард, обстреливающих город навесным огнем. В городских кварталах занимались пожары. От беспрестанной пальбы закладывало уши. Наконец с тяжким вздохом осела воротная башня с восточной стороны, и в тот же день обвалилась часть северной стены. Канонада затихла. Войска Унгана готовились к штурму.
Дым коромыслом, вертеп и кабак – вот что такое лагерь наемной армии накануне штурма богатого города. Пьянство, драки, визг девок. Долгая подготовка к бою не нужна – солдаты давно готовы, штурмовой припас запасен в достатке. Пей, веселись, сажай на колени шлюх, задирай маркитанткам юбки! Кто может знать, что ждет тебя завтра? Самой своей профессией солдат уже оплатил право на разгул. Ну так гуляй, пока можно!
Внимательный глаз заметил бы и иное: размах беспорядка все же оставался в неких границах, давным-давно нащупанных ветеранами походов, осад и побоищ. Вот завтра, когда город будет взят, когда последние неизрубленные его защитники взмолятся о пощаде, – завтра можно будет всё! Разве князь не обещал отдать город солдатам на трое суток?
– На сутки, и ни часом больше, – говорил в это время князь, собравший совет в своем шатре. – Вам мало, фьер Кьяни? Пусть ваши ландскнехты поработают как следует. Объясните им, что это в их прямых интересах, поскольку отсчет времени будет дан одновременно с сигналом к штурму. Клянусь честью, послезавтра я повешу любого мародера, пойманного после восхода солнца, будь он хоть генерал. Прикажу перебить и тех, кто позволит себе увлечься грабежом, прежде чем кончится бой. Учтите это.
– Мои орлы не мародерствуют, а пользуются заслуженными плодами победы, – с ноткой обиды возразил Кьяни. – От имени тех, кто завтра умрет, прошу: дайте живым хотя бы двое суток погулять.
Маленький, изящный, ничуть не похожий на ландскнехта, если не видеть сталь в его глазах, Кьяни был верен, необходим… и опасен. Его воинство следовало иногда баловать поблажками, но сейчас нашла коса на камень: Кьяни был убежден, что двое суток грабежа вместо одних – вполне невинная поблажка, но Барини, рассчитывающий превратить Ар-Магор в свою главную базу, а в перспективе и в столицу, уперся.
– Разве ваши орлы не получают жалованья?
– Так-то оно так, но…
– Без «но». Одни сутки. Кстати, это при условии, что город не сдастся на милость.
– Он не сдастся, – пробормотал Кьяни.
– Что?
– Нашего парламентера давно уже нет. Не думаю, что он вернется.
«Типун тебе на язык!» – подумал Барини, но смолчал. Парламентер с белым флагом (удивительны все же некоторые совпадения между ТЕМ миром и ЭТИМ) без помех дошел до северных ворот и был впущен в город. Молодой фьер из княжеского окружения нес гарнизону щедрое предложение: почетная сдача и беспрепятственный пропуск из города всех желающих, разумеется, без знамен, музыки и оружия. Естественно, парламентер не был уполномочен торговаться. Почему же он не выходит вот уже второй час?
Хотелось верить: комендант и отцы города обсуждают, какую бы еще уступку попытаться выторговать у Барини. Попытка не была бы безнадежной…
– Господин!
Встревоженный возглас оруженосца – того самого, что не так уж давно (а может, вечность назад?) заметил горскую засаду на пути к святому Гаме, а позднее спас князя от панцирной гиены. Как бишь его имя?.. Дарут. Фьер Дарут. Но какого черта молокосос вмешивается в беседу?
– Выгляньте наружу, мой господин…
В гаснущих сумерках городская стена казалась просто неровной темной полосой, невесть зачем перегородившей равнину. В одном месте наверху темной полосы разгорался огонек… ярче, ярче!
Барини схватил зрительную трубу – пока единственную в этом мире, рожденную гением Тахти Марбакауского не без осторожной помощи самого князя. Изображение дергалось, вернее, дрожали руки от холода и волнения. Ах вот оно что… Судорожно сжавшись, пальцы князя оставили вмятины на медном корпусе трубы. Вот оно, значит, как…
Ар-Магор отказывался сдаться по-хорошему. Ар-Магор давал понять, что не нуждается в милости гнусного еретика и будет сражаться до последнего защитника, не прося пощады себе и не давая ее врагу. И чтобы князь не тешил себя иллюзиями насчет того, что защитники ослабли духом, чтобы он понял, что в конце концов ждет его самого, на городской стене пылала высокая поленница.
А на ней, прикованный цепями к столбу, извивался молодой фьер из княжеского окружения. Пламя уже лизало его ноги.
За спиной Барини кто-то смачно выругался, не стесняясь князя. Кто-то глухо рычал, как зверь, а кто-то произнес вслух: «Перебить их всех…»
– Бомбарды! – срывающимся голосом крикнул Барини. – Батарея! Картечь!
Он ничем не мог помочь ни в чем не повинному юноше, отдававшему сейчас за него жизнь. Он лишь мог сделать его смерть менее страшной.
– Почему все здесь торчите?! – вне себя кричал князь и топал ногами, как разъяренный зверь шестирог. – Бегом!.. Зарядить!..