Шанс для динозавра
Шрифт:
Барини не было. И не могло быть, как сразу понял насторожившийся Сумгава. Еще он понял, что должен хранить в тайне от князя сам факт этой встречи, – понял еще до того, как дьявол Отто сказал об этом без всяких обиняков.
Понял – и кивнул.
Глава 3
– О чем думает мой господин? – нежнейшим голоском промурлыкала Лави, приподнявшись на локте и щекоча любовника прядью черных – чернее воронова крыла – волос. – Неужели опять о хлебе?
– О нем, – хмуро признался Барини. – Зима, война, торговли нет, подвоз плохой, где брать хлеб? Может, ты посоветуешь?
– Там же, где всегда. У крестьян.
– Они не хотят торговать по твердым ценам, да им и нечем. Думаешь, только в Ар-Магоре люди с голоду пухнут? Не могу я отбирать у подданных последнее. Им бы до весны протянуть. О случаях людоедства мне пока не докладывали, и на том спасибо. В Ар-Магоре ни кошек, ни собак не осталось.
– Фу, какие гадости ты говоришь! – сморщила носик Лави. – Как тебе не стыдно? Нет хлеба здесь – вели подвезти из Унгана.
– Уже велел. Но Унган тоже не дойная корова. И пути подвоза… Вскроется Лейс – станет полегче, но пока…
– У-у! Когда вскроется Лейс, ты пойдешь на войну, а мне скучать. Лучше уж не напоминай…
Барини смолчал о том, что боевые действия должны были возобновиться до вскрытия Лейса. Горожане недоедали, куль муки стоил бешеных денег, но армия была сыта, шерсть застоявшихся лошадей лоснилась, резерв продовольствия не был растрачен, наличного запаса пороха, пуль и ядер хватило бы на два-три крупных сражения. Подвоз из Унгана, прекратившийся в период снежных бурь, худо-бедно возобновился, и первым делом, конечно, в Ар-Магор потянулись обозы с грузами для ненасытного чудовища – армии. Это было необходимо. Хлебные выдачи населению продолжались, но уменьшились до предела. Сносно жили лишь ремесленники, работающие на армию. С дважды обобранных городских богатеев было уже нечего взять. В Ар-Магоре закрылся университет – Барини не мог выкроить толику денег на его содержание. Проезжая по городским улицам, князь принуждал себя глядеть с показным равнодушием на оборванных нищих, на синих от холода золотушных детей, вымаливающих подаяние. Их было много. Он заранее знал, что их будет много, и знал, что не может позволить себе быть милосердным. Потом – другое дело. После победы. Когда Империя падет, когда повсюду заработает новая администрация, когда вновь наладится жизнь – тогда подданные восславят щедрость повелителя. Но не раньше.
И все же восславят! И забудут тяготы и ужасы войны. Память человеческая коротка. Глупец тот, для кого жалость к несчастным заслоняет цель.
Цель жизни.
Сокрушить врагов, подгрести под себя все земли и народы, возглавить человечество этой планеты и повести его иным путем. Пусть не своим уникальным, не из головы выдуманным, пусть заимствованным из земной истории, но иным! Неизвестно, что из этого выйдет, но это шанс.
Последний шанс для населения этого мира. Он уже занес ногу, чтобы ступить из средневековья в Новое время, причем на классический западноевропейский манер. Из истории Земли известно, чем это кончается, а здесь никто не подозревает, в какую зловонную яму ведет этот путь. Даже лучшие из лучших – слепы.
Не западный путь. Восточный. Куда он привел бы человечество Земли – неясно. Там его размыли и оборвали, а здесь некому будет размывать и обрывать, если война окончится удачно. Это удивительная планета – все человечество сосредоточено на одном материке размером всего-навсего в полторы Европы. Что вселяет надежду.
И ведь есть, есть примеры из земной истории! Токугава Иэясу выкинул из Японии европейцев, запретил огнестрельное оружие, уничтожил мореплавание, кроме малого каботажа, возвысил духовное над материальным и в итоге спас страну, выбрав медленный, но верный путь. Кто знает, куда привел бы он, будь Япония единственной сушей на планете? Никто не знает.
И я не знаю, подумал Барини. Я знаю одно: если один из двух путей ошибочен, надо выбирать другой. Сгибая людей под себя, ломая судьбы, круша государства. Людей жаль, но цивилизацию жальче.
– Ты не слушаешь меня? – Лави шутливо подергала его за ухо.
– Слушаю. Просто задумался.
– Ты слишком часто задумываешься. Поэтому скучный. Но это хорошо – вертопрахи мне давно надоели. Я тебя люблю. Ты позволишь мне помогать тебе?
– Помогать? – скептически переспросил Барини. – В чем? Что ты можешь?
– Кое-что могу. Оберегать тебя…
– Это делает охрана.
– Вести переговоры. Давать советы. Ты плохо знаешь Магор, а я здесь выросла. У меня есть связи при дворе, между прочим. Неужели они тебе не пригодятся?
– Хорошо, я подумаю.
Лави состроила гримаску.
– Иными словами, ты отказываешься? Тогда устраивай балы или какие-нибудь другие увеселения. В городе скука смертная.
– Я не отказываюсь. Я сказал, что подумаю.
Поцеловав Лави, он выбрался из-под одеяла – голый, громадный, мощный, похожий на сказочного богатыря Храгу, одним притопом левой ноги обрушившего в пропасть мост вместе с отрядом варваров. Поискал возле кровати штаны, нашел их под платьем Лави, надел и хлопнул в ладоши. Вбежал дожидающийся за дверью камердинер – помочь господину докончить туалет. Лави совсем уползла под одеяло.
Если послушать ее, так ей в унганском князе нравилось все: и крупная, видать, умная голова, и борода, и бычья сила с бычьим же упрямством, и грубоватые, но трогательные провинциальные замашки, и даже тучность ей нравилась. Ясно было, что она выдает желаемое за действительное, но честно желать влюбиться – это уже кое-что. За это можно было простить и простодушную страсть к роскоши, а главное, к власти. Желания Лави легко угадывались по ее словам, а больше по молчанию. Почему бы ей не стать княгиней, в самом деле, или даже императрицей, если Барини доломает старую Империю и создаст на ее месте новую? Ар-Магор он уже взял и распоряжается здесь, как у себя дома, по-хозяйски. О подданных вон заботится, расстраивается из-за того, что приходится драть с них уже третью шкуру… Основательный хозяин. На такого человека можно ставить. Отличный шанс для мелкой дворяночки, когда еще раз подвернется такой? Надо быть благодарной, надо искренне любить своего повелителя, стать для него не просто желанной, а единственной и незаменимой… А как иначе? Бросит ведь.
И ничего, что она мелкая дворяночка, а он без малого император. Сам-то недавно кем был? Барини Гилгамский, экая важная птица, тьфу! Кому любопытно, что у него сорок поколений благородных предков и все вышли из батистовых пеленок? Кто те пеленки видел? В начале войны со всех амвонов кричали: авантюрист, еретик безродный. Так и есть. Безродный. Простолюдину ли, гилгамскому ли дворянчику до императора – ого! Величина почти равная и в обоих случаях колоссальная. И кто осмелится указать на низкое происхождение герою, прошедшему с боями колоссальный этот путь? Хотя… после победы Барини может жениться на особе императорской крови. Ему это выгодно, и его будут к этому подталкивать. Но тут самой не надо быть дурой, только и всего.
Все это Барини читал в Лави, как в раскрытой книге. Жениться на ней ему и в голову не приходило – и незачем, и унганское дворянство было бы недовольно княжьим выбором. Набивается из простых любовниц в подруги и соратницы – это пусть, это можно терпеть. Кто знает, вдруг выйдет толк?
И сам чувствовал, что все больше привязывается к ней, не устает любоваться стройным станом, чуть смугловатой кожей, свидетельствующей о примеси варварской крови, узким подбородком, прямым точеным носиком и волосами чернее воронова крыла. А ведь поначалу клюнул только на красоту и думал: раз красива, значит, наверняка стерва. Или глупа, как пень. Ошибся.