Шанс дождливого безумия
Шрифт:
сомнениям поднять тревогу. Он – не мужчина, слыханное ли дело!
– Видите ли, Левон... Анализы не нужны.
– Так!.. – в голосе Мкртчяна засквозила веселая догадка.
– Да, – подтвердил ее истинность Алексей. – Моя жена Вера беременна.
– Ха! Счастливчик! Готовь веревку и мыло! Станет не до ресторанов! – взорвался Левон. – Подумать только, какой, оказалось, мнительный... Прибежал – лицо напряженное. Вот-вот наложит на себя руки: она ему что-то сказала!..
Алексей перестал слушать. Действительно, стыдно...
...Тогда он отделался испугом. Но каким!.. До сих пор цепенеет крестец при воспоминании о туманном вечере, когда такси везло его из редакции к собственному дому: договорились, что с муженьком и двумя его друзьями встретятся на углу, потом вместе в сберкассу. Алексей при них снимает со счета тысячу, убирает в карман. Проверенный, пустой... Прямо у сберкассы садятся в пойманное Алексеем такси, едут в милицию. Там, у входа, ждет Татьяна. Вместе заходят внутрь. Такси ждет...
Из-за проклятого тумана, выдавшегося под конец дождливых дней, он опаздывал. Пришлось понервничать, на углу уже никого не застал. Потом оказалось, – они перебрались в его подъезд. Встретил на лестничной площадке, у лифта. Лица у всех – каменные. Дорогой потом молчали...
Татьяна юркнула вперед него в дверь отделения. Остановилась у кабинета. Следователю твердила заученные, но убедительные фразы: милицию вызвала не она, а подруга. По ошибке. Неправильно восприняла Татьянин громкий голос. Татьяна потом, спьяну да со зла, – поссорилась с Алексеем, – не рассказала правды. Наоборот —
написала дурацкое заявление. Никакого изнасилования не было. Сейчас раскаялась, – разве это по-людски ни за что человека в тюрьму?.. Делайте с ней, что хотите, а правду теперь не скрывает! Хоть мужу говорите, хоть чего...
Следователь молча выслушал и попросил изложить сказанное на бумаге. Что и было сделано. В письменной и устной форме она публично извинилась перед Алексеем. Когда разрешили идти, быстро выскочила из кабинета. Больше Алексей ее не видел.
Во дворе милиции не застал никого, кроме двух сержантов, выволакивавших из «Уазика» тяжело пьяного человека. Страшно удивился, но, – а что в такой ситуации делать? – пошел прочь, к метро. Сквозь скрадывавший звуки туман услышал, – в сквере, что в пятнадцати метрах от милиции, о чем-то яростно спорят знакомые мужские голоса. Как раз вошел в круг тусклого фонарного света. Голоса смолкли. Алексей остановился, – наверное этого не следовало делать.
– Мать вашу!.. Сказал не надо! – произнес кто-то и с шумом двинулся в сторону Алексея сквозь кусты. Выбрался в фонарный круг. Оказалось – один из дружков мужа.
Инстинктивно Алексей сунул руку в карман, а мысль заработала: «Не давать ни копейки. Теперь они не страшны!..» В следующий миг готов был оттолкнуть верзилу. Но голос того прозвучал раньше:
– Вот что: вали отсюда побыстрее! Вместе с погаными бабками. Проучить тебя хотели... И проучили! Вали!..
В голове Алексея застучала кровь, перед глазами поплыли красные круги: верзила оказался на волоске... Сдержавшись, Алексей пошагал прочь...
– Ладно! Будет время, черкани, как живешь. Прямо на адрес института!.. – успокоенный Мкртчян дал отбой. Короткие гудки вернули Алексея, машинально поддерживавшего разговор, к действительности: за разговорами сам забыл позвонить... И кому? Тестю!..
В эти дни Алексей готов был молиться на старика-профессора. Не будь высокого покровительства, не было бы заграничной поездки, ни авиабилетов, которые столь трудно купить. Даже отправляющемуся в официальную командировку.
– Алло, Вячеслав Борисович. Неожиданно получил «о’кей». Летим завтра в восемь двадцать. Да, до Дамаска!..
Итак, дела нормально. Год за границей, мусульманская страна, где волей-неволей покончит с прошлым. Пусть на время. Подумает, поразмышляет... Строгие исламские нравы: или женись, или зарежут. – Чудесно! Подобного режима ему постоянно не хватало здесь.
Вячеслав Борисович блаженно сощурил глаза, – старый кот, угревшийся на завалинке. И хотя пожилой профессор не выспался, душа ликовала: все устроилось идеально. Тяжесть на сердце меньше, – за Верочку спокоен.
Наблюдая за дочерью и зятем, проходившими паспортный контроль в толпе выезжавших домой сирийцев, полагал: перемена обстановки, необычные впечатления помогут им позабыть раздоры. И еще думал профессор: помогла вера в способности Алексея. Вячеслав Борисович не позволил убедить себя, что любимый ученик – лишь банальный Дон-Жуан. А начав поиски причины происходившего с Алексеем, понял: сам – учитель и наставник – не выполнил до конца долг перед одаренным молодым человеком, живущим от одной любовной аферы до другой, не в силах найти более достойного и увлекательного применения способностям. Окончив международное отделение факультета журналистики, он прозябает в городской газетенке, испытывая на себе зависть и молчаливую неприязнь коллег.
Профессор не ошибся, когда привел ученика в дом, заменил ему рано умершего отца, благословил брак любимой дочери. И стоило дальше «вести» Алексея по жизни. Слишком лихой, легко заносит в сторону...
«А может, – мелькнуло в голове Вячеслава Борисовича, – Алексей женился, полагая: тесть устроит карьеру. Ведь мать Алексея помочь сыну не могла, – растеряла со смертью мужа полезные связи. И когда после свадьбы демонстративно прекратил поддерживать ученика, – время наступило неблагоприятствующее покровительству, да и Алексей, казалось, многое может самостоятельно, – тот понял: надежды не сбылись. Вдарился во все тяжкие...»
Неожиданно профессор обнаружил, – задумавшись, потерял в толпе отъезжающих дочку и зятя. Было раскрыл рот, но Анна Ильинична не дала сказать, – просто толкнула локтем в бок и молча указала рукой туда, где стояли Алексей и Верочка.
Бог мой! Какими растерянными выглядели сейчас дети!
Самолет побежал к взлетной полосе.
Все происходившее казалось Верочке странным, нереальным, словно не она только что с помощью Алексея ослабила, а потом и защелкнула ремень безопасности. Казалось, не ее руки теребили сейчас цепочку дамской сумочки, втиснутой в карман на спинке переднего кресла.
Двигатели авиалайнера загудели мощнее. Последняя из стюардесс, было замешкавшаяся возле одного из пассажиров, – пожилого сирийца, – пробежала, проверяя меры безопасности, вдоль салона. Секунды – и начнется взлет!.. Верочке вдруг непреодолимо захотелось подняться со своего места, неким отчаянным словом, поступком остановить действие. Нельзя после такого, случившегося с ней, спокойно путешествовать, отправляться в командировку. Надо немедленно прервать этот кошмар, рассказать правду, очиститься. Ведь жизнь не должна более продолжаться во лжи. Верочка просто рехнется, если и дальше понесет, повезет в этом самолете только ей известную истину.