Шанс на счастье

Хаммер Ната

…За то время, пока она читала аналитику, общалась с семьей и проверяла кухонные запасы, график успел хоть и ненадолго сходить до восьмидесяти рублей за доллар. Алевтина Сергеевна впала в ступор. Играть на повышение или уже все? Как учили, она десять раз вдохнула-выдохнула и повращала плечами, призывая интуицию. Интуиция велела ей идти ва-банк и не закрывать позицию. И вдруг курс стал резко падать. Так резко, что у нее закружилась голова, как будто она падала вместе с ним. Она теряла, но не верила, что интуиция подвела ее и что она приняла желаемое за действительное. В четыре часа за окном стемнело – и комната погрузилась во мрак. Алевтина Сергеевна пристально смотрела на экран, словно бы ее взгляд мог потянуть график вверх. В пять часов это

случилось. График пополз. Но это продолжалось недолго. В семь он шарахнул вниз до шестидесяти восьми. Алевтина Сергеевна с ужасом осознала, что при последнем открытии она не выставила ограничивающий убытки стоп-лосс. Ее депозит обнулился. Это означало, что вся прибыль, которую она заработала после знаменательной покупки валюты в начале ноября, улетела в биржевую трубу, и она выбита из игры окончательно и бесповоротно. А Центробанк так и не предпринял никаких мер по регуляции курса – во всяком случае, в ленте новостей никаких сообщений на эту тему не было. А курс упал. Алевтина Сергеевна закрыла сессию, выключила компьютер, пересчитала наличку в кошельке, оделась, взяла с крючка у двери пару прочных матерчатых сумок и пошла вниз в магазин – закупать консервы, крупы, чай и кофе.

Когда она вернулась, притащив бакалеи столько, сколько смогла унести, на шум бряцающих жестянок и шуршавших кульков из комнаты выскочил Антон. Его грива была вздыблена как у льва, и даже борода распушилась во все стороны словно наэлектризованная. Будь у Алевтины Сергеевны настроение получше, она бы спросила его, не терся ли он бородой об экран компьютера. Он подхватил купленные Алевтиной Сергеевной стратегические запасы и потащил на кухню, насвистывая на ходу «О соле, о соле мио».

– Прекрати, – проворчала Алевтина Сергеевна, – денег не будет.

– Предрассудки, – парировал Антон, но свистеть перестал. На кухне он водрузил сумки на стол и попросил Алевтину Сергеевну подождать минуточку на кухне. Не успела она достать кульки из сумок, как он вернулся, потрясая в воздухе тремя листочками бумаги.

– Вот, – произнес он гордо и бросил листы на стол.

– Что это? – без всякого энтузиазма поинтересовалась Алевтина Сергеевна.

– Билеты в Рим и обратно, мне и вам. Спецпредложение. Я купил.

В одно мгновение Алевтину Сергеевну захлестнула буря эмоций. Горечь, зависть, возмущение, радость и благодарность скакали в ее душе беспорядочно и бесконтрольно. Задохлик купил билеты! Он даже не спросил, а согласна ли она, а не нарушит ли поездка ее планов, не согласовал даты. И где, интересно, он взял номер ее паспорта? Раз он купил билеты – значит хорошо заработал. А она, втайне от него открывшая счет на «Форексе», желая удивить и, может быть, опередить его в размерах прибыли, проигралась подчистую.

– А почему три билета? – только и спросила Алевтина Сергеевна.

– Билетов два. Третий листок – это бронирование квартиры. Вышло дешевле, чем отель. И удобнее. Мы же с вами едем на месяц.

– На месяц?! – опешила Алевтина. – Как на месяц? А как же твоя работа?

– Я завтра напишу заявление на увольнение.

– Ну и дураком будешь. У тебя, Антоша, по-моему, голова от эйфории закипела. Как заработал – так и спустишь, – жестко произнесла Алевтина Сергеевна.

Шокированный Антон внимательно вгляделся в Алевтину Сергеевну.

– Что это вы вдруг так пессимистичны? – спросил он после паузы. – Я думал порадовать вас, а вы злитесь. Что-то случилось?

Алевтина Сергеевна достала из шкафа пустую банку, надрезала пакет и стала осторожно вытряхивать муку. Белесая пыль струйкой поднималась из горлышка.

– Я на «Форексе» счет открыла, – сообщила она, не поднимая взгляда. Антон издал такой стон, как будто его полоснули ножом. Алевтина Сергеевна испуганно вскинула на него глаза. Мука, оставшаяся без внимания, потекла на стол.

– Мне ваша Маша говорила, что вы никого не слушаете, кроме себя…

– Что ты так вопишь? – возмутилась Алевтина Сергеевна. – У меня мука из-за тебя просыпалась.

– Я вам сказал – только демосчет на российской бирже? Сказал? – бушевал Антон.

– Ну, сказал, – подтвердила Алевтина Сергеевна.

– Я предупреждал, что без прописанной стратегии и серьезной практики никакой реальный счет открывать нельзя?

– А нам на семинаре говорили, что нельзя научиться плавать в бассейне без воды…

– Вы подумали, что без вас на рынке мало овец, которых надо подстричь?! На сколько вы депозит открыли?

– Это не твое дело, – огрызнулась Алевтина Сергеевна. – Он уже закрыт, – добавила она тихо.

– Я так и понял. Стопы не выставили и отвлеклись на аналитику?

– Откуда ты знаешь? – опешила Алевтина Сергеевна.

– Из опыта. Что же вы в партизанки записались? Знали, что я вас отговорю?

Алевтина Сергеевна молчала. Руки ее тряслись. Этот юнец, который годится ей почти во внуки, распекал ее как маленькую непослушную девочку. И ей нечем было крыть. Задохлик вдруг превратился в разъяренного отца, а она оказалась в роли провинившегося ребенка. И даже почувствовала себя таковым. И вдруг у нее возникло чувство, которого она никогда в жизни не испытывала – чувство спины. Чувство, что есть кто-то, на кого можно безопасно опереться. Ком ушел из горла, а дрожь – из рук.

– И когда мы едем? – прервала Алевтина Сергеевна тираду Антона.

– Куда? – не сразу сообразил взволнованный Антон.

– В Рим, – напомнила Алевтина.

– Тринадцатого января.

– Значит, успеем съесть накупленное. Хватит махать руками, помоги мне лучше! – и она сунула в руки Антона пакет с гречкой. – Пересыпай!

Глава 16

Александра выскочила из машины и рванула на себя дверь гаража. Проеденная по краю ржавчиной створка распахнулась неожиданно легко и бесшумно. Внутри горел свет. На полу гудела тепловая пушка, из стоящего на верстаке лампового приемника гремел «Марш оловянных солдатиков», а из-под багажника поставленной на колодки бесколесной «Волги» неподвижно торчали ботинки. У Александры подкосились ноги. Она рухнула на колени, на толстый слой влажного картона и завопила:

– Папа! Папочка!

Ботинки зашевелились, показались ноги, туловище, а затем и перемазанное лицо отца.

– Папа, ты жив?! Почему ты не предупредил, что собираешься в гараж? – набросилась на него Александра. – Я чуть с ума не сошла…

– Я не хотел тебя беспокоить, – извиняющимся тоном пробормотал Лев Иванович.

– Но на звонки ты мог ответить?

– А что, ты звонила? – удивился Лев Иванович. – Я не слышал. Наверное, потому что шумно здесь. Увлекся, извини!

Александра поднялась с колен, отряхнула брюки, поправила сбившуюся шапку.

– Поехали домой! – скомандовала она.

– Саша, мне еще пятнадцать минуточек надо! – взмолился Лев Иванович.

– Папа, давай в следующий раз! Ты и так уже непонятно сколько пролежал на сыром картоне. Ты заболеть можешь!

– Нет, – твердо сказал Лев Иванович. – Ничего мне не будет. – И он снова скрылся под днищем автомобиля. Александре оставалось только ждать.

Она оглядела гараж. Он был полон каких-то полуразвалившихся картонных коробок, деревянных неструганых ящиков, пожелтевших обойных рулонов и тусклой алюминиевой посуды. Все это покрывал толстый слой слежавшейся пыли, похожей на вату. У входа в углу висел пластиковый мешок из-под аммиачной селитры, доверху набитый старыми мягкими игрушками, и мордочки зайцев, лисиц, пингвинов и мишек смутно проглядывали сквозь белесый пластик. Александру передернуло под взглядом множества немигающих пуговичных глаз. Они смотрели на нее с укоризной – словно бы это она была виновата в том, что они здесь оказались. И только у большой куклы, возвышавшейся над этим пестрым звериным царством, патетически раскинувшей изящные ручки над словом «Аммиачная», глаза были закрыты, словно она имела привилегию не смотреть на этот заброшенный склеп отставных вещей.