Шанс (Сборник)

Пехов Алексей Юрьевич

Кислая салака, брусника, мед, грубый зерновой хлеб и мясо глухаря с пареным луком. Лённарт не заставил просить себя дважды. У него с раннего утра во рту не было ни крошки, и он надеялся, что еда не исчезнет у него из живота точно так же, как появилась. Орвар принюхался, презрительно скривился и начал остервенело обгладывать кость, скрежеща по ней зубами.

Молчаливый молодой человек подбросил в огромный костер еще немного дров, отчего в небо ударил очередной сноп искр. За границей света белой стеной бушевала вьюга.

— Почему вы спасли меня?

— Мы? Не говори ерунды! Мы не занимаемся

спасением людей. Если честно, парень, в большинстве случаев нам наплевать, что будет с такими, как ты.

— И все же вы привели меня сюда.

— Вновь ошибка. Ты сам пришел. Мы просто приняли тебя, как случайного гостя.

— К тому же собаки его пропустили, — сказал сероглазый, окруженный тремя белоснежными зверями. Голос у него оказался неожиданно высоким и звонким.

Дагни вопросительно подняла брови:

— Так, значит, это твои шутки, Охотник?

— Я им не приказывал. Просто Юрвьюдер [3] показалось, что будет забавно продолжить историю этой ночи. — На его лице блуждала загадочная улыбка. — Хьйорнтанд [4] был того же мнения.

Синеглазый пес, самый большой из трех, подошел к Лённарту и пристально посмотрел на него. Мужчина был готов заложить собственную руку, что в этом взгляде было больше разума, чем у некоторых людей.

3

Юрвьюдер — вьюга, метель (швед.).

4

Хьйорнтанд — клык (швед.).

— Ты нравишься Фирну, [5] — с удивлением сказал Охотник, — И Юрвьюдер не так просто привела тебя к огню. Мои друзья не к каждому подходят.

Пес так же молча отошел. Орвар, вытянув сальные губы трубочкой, едва слышно свистнул, привлекая к себе внимание зверя. Фирн его проигнорировал, зато зеленоглазый Хьйорнтанд решил проверить, в чем дело, и, несмотря на неодобрительно сведенные брови Охотника, направился к повелителю могил. Тот скорчил довольную рожу и швырнул в пса костью.

5

Фирн — прошлогодний, старый, лежалый снег (старонем.).

Он не попал, но в следующее мгновение на грубияна налетел страшный в своей ярости снежный буран. Возле горла Орвара грозно щелкнули клыки, и тот с удивленно-рассерженным воплем упал на спину. Зубы клацнули еще раз, однако через секунду пес отпрыгнул в сторону, избегая удара грубого каменного молота, появившегося в руках брата Дагни.

Толстяк, рыча и страшно сквернословя, вскочил на ноги. Брызжа слюной, он двинулся на зверя, однако рядом с зеленоглазым встали Юрвьюдер с Фирном, и Орвар в нерешительности остановился. Троица заставила задуматься даже его.

— Пока гладишь — мил да хорош, не поладишь — костей не соберешь, — рассмеялся Охотник.

Повелитель кладбищ в ответ свирепо сплюнул, в раздражении швырнул топор на землю и, резко развернувшись, ушел в темноту. Было слышно, как с грохотом разлетелись несколько памятников.

Дагни разочарованно покачала головой. Расмус кратковременную стычку проигнорировал. Лённарт допил остывающий глег. Собаки вновь расположились у ног хозяина.

— Где такие водятся? — неожиданно для себя спросил Изгой, и Охотник впервые посмотрел на него.

Серые бесстрастные глаза напугали Лённарта. А ведь он никогда не считал себя трусом и не поверил бы, что не сможет выдержать взгляд человека. Впрочем, Охотник человеком не был. Сейчас на гостя смотрела сама смерть, и ее узкие, не больше игольного ушка, зрачки парализовали его. Заставили почувствовать запах сырой земли, услышать неспешное копошение червей, понять, что еще несколько мгновений, и он больше никогда не увидит солнце.

Наваждение накатило и исчезло. Лённарт осторожно перевел дух. Охотник отвел взгляд, улыбнулся, а затем нараспев продекламировал:

Я подарю тебе чудесную собаку, во Тьме которую добыл. Огромен пес, да так, что с человеком сравниться может… И более скажу — как человек умен: залает на врага, иль распознает друга, Недобрый взгляд прочтет, что хитро отведен, И, даже на мгновение не смутясь, он за тебя и жизнь свою положит. [6]

Посчитав, что вполне ответил на вопрос, Охотник замолчал. Дагни, не гнушаясь ролью хозяйки очага, принесла Изгою третью кружку. Он взял, но решил больше не пить. В голове начинало шуметь. Напиток оказался гораздо крепче, чем можно было предположить.

6

Старая скандинавская песня.

— Эти звери — духи зимы, — решил пояснить Расмус. — Во всяком случае, прими такой ответ. Он самый простой и понятный из всего, что я могу тебе предложить. Наелся? Согрелся?

— Да. Благодарю.

Ему действительно стало лучше. Мышцы больше не наливались свинцовой тяжестью, его укутало приятное тепло, в голове хоть и шумело, но лишь от выпитого.

— Вижу, у тебя есть еще вопросы. Не стесняйся. Я отвечу на них, прежде чем задать свои, раз уж Юрвьюдер оказалась столь любезна, что тебя привела.

Желтоглазая собака протяжно зевнула. Из мрака выступила туша Орвара. Поостывший толстяк, ни с кем не разговаривая, тяжело отдуваясь, уселся обратно, на кипу шкур, злобно зыркнул из-под насупленных бровей и, выудив из воздуха целую бычью ногу, начал неторопливо ее объедать. Мясо он запивал какой-то дрянью, после каждого глотка показательно морщась, словно ел кислые яблоки.

— Тот… человек, — Лённарт покосился на задумчивого мечника, который все так же, не отрываясь, смотрел в пламя, и по его неподвижной фигуре можно было подумать, что он задремал. — Кто он?