Шанс только один
Шрифт:
Лазутин сглотнул слюну и покосился на Логинова. Потом снова посмотрел на бутылку.
– Ладно! – махнул он рукой. – Наливай, раз такое дело! Расскажу еще раз!
Молодой опер протянул стакан, Уваров набулькал в него ровно половину.
– Да не жмись, лей уже до конца! – быстро сказал Лазутин.
– До конца будет в конце! – улыбнулся Уваров. – Чтоб у тебя стимул был! Давай, за все хорошее!
Легонько цокнув бутылкой по стакану, полковник дождался, пока бывший опер вылакает коньяк, и сказал:
– Выкладывай, Лазутин!
– Хорошее пойло! – понюхал рукав Лазутин. – Ну, так я и говорю – Паклина грохнули «конторские», по приказу прокуратуры! А потом и своего зачистили!
– А кто такой Паклин? – спросил Виктор.
– Ты, Лазутин, с начала рассказывай, по порядку, чтоб понятно было, – прикурил сигарету Уваров. – А выводы свои потом изложишь.
– Ну так я и говорю: все это из-за «Раменского маньяка» случилось, – посмотрел на Логинова бывший опер. – Дело было в 91-м году…
Дальше Лазутин довольно толково изложил следующее. В год распада Советского Союза в Раменском районе завелся маньяк. Первую жертву нашли в мае. Вторую в июле. Потом грянул путч. А в сентябре обнаружили третью жертву. Только тут за расследование взялись всерьез. Занималась им, как водится, прокуратура, усиленная ментами. И маньяка той же осенью изловили. Им оказался местный комбайнер. Комбайнеру на «волне демократических перемен» быстро дали «вышку», а отличившегося прокурора-криминалиста на той же волне перевели в Москву.
А через год два опера из Раменского по пьянке убили друг друга – это по официальной версии. Но Лазутин в это не верил. В расследовании дела «Раменского маньяка» он лично не участвовал – за систематическое пьянство его к тому времени уже перевели в инспекцию по делам несовершеннолетних. Но «контакты» с бывшими коллегами Лазутин поддерживал – выпивал то бишь.
И знал, что опер Паклин продолжал искать «настоящего» маньяка, потому что в «комбайнерскую» версию не верил. А незадолго до своей смерти Паклин даже вроде назвал фамилию «своего» подозреваемого и пожаловался, что не может его «установить»…
После чего был убит при довольно странных обстоятельствах. И – самое интересное – в тот же день на остановке нашли умершего сотрудника районного КГБ-ФСБ. Следствие, естественно, снова вела прокуратура. И ничего странного в этих смертях не обнаружила.
Но у Лазутина было свое мнение. Дело в том, что бывший раменский прокурор-криминалист за год вознесся до генпрокуратуры и стал крупной шишкой. А Паклин своей «самодеятельностью» «копал» под него. Вот этот самый прокурор, по мнению Лазутина, и организовал устранение Паклина. Руками ФСБ. А смерть районного фээсбэшника была «зачисткой» исполнителя.
Рассказ бывшего опера вызвал у Логинова противоречивые чувства. С одной стороны, это было похоже на похмельный бред. Но с другой – спившийся Лазутин на удивление точно называл даты, фамилии и обстоятельства. Память у него была крепкой.
– Ну что скажешь? – спросил Уваров.
Виктор сделал неопределенный жест – мол, свежо предание, но верится с трудом.
– Дела смотрели? – наконец спросил Логинов.
Уваров кивнул на стол, на котором лежало несколько папок.
– И что?
– Тишь да гладь.
– Так, – прикурил сигарету Виктор. – Так… Честно говоря, все это не очень убедительно. Из-за такой мелочи, как незаконно осужденный комбайнер, трех сотрудников правоохранительных органов никто убивать не станет. Тем более прокурор. Он-то этого комбайнера к «вышке» не приговаривал. Стрелки всегда можно на суд перевести.
Лазутин возмущенно хмыкнул – мол, что я говорил.
– Но почерк действительно очень похож, – продолжил тем временем Виктор. – Плюс странная гибель сотрудника ФСБ. На такое в то время решиться мог не всякий. В общем, если все это действительно было подстроено, то тут дело не в прокуроре.
– А в ком? – хмыкнул Лазутин.
– Моя версия – в том, на чей след вышел Паклин!
– Я тоже об этом подумал, – удовлетворенно кивнул Уваров. – Поэтому и вызвал тебя.
– Тогда… – посмотрел на Лазутина Виктор. – Тогда нам нужна фамилия этого подозреваемого.
– Да вы что, сговорились? – возмутился Лазутин. – Не помню я, сколько раз повторять! Больше десяти лет прошло.
Уваров развел руками:
– Я спрашивал…
– Тогда, Лазутин, придется тебя везти в Сербского, – сказал Виктор.
– Меня? На дурку?! – вскочил Лазутин.
– Тихо, тихо! Ты не так понял. Просто там под гипнозом ты вспомнишь эту фамилию. Проверено!
– Не поеду я в дурку! И вообще – все, хватит! Что хотели, рассказал, теперь домой хочу!
– Да пока не выясним фамилию, домой не получится, Лазутин, – развел руками Виктор. – Так что или вспоминай так, или – в Сербского…
– Вот блин! – схватился за голову Лазутин. – Чтоб я еще раз с «конторскими» связался! Так, как же он сказал… – Некоторое время бывший опер беззвучно шевелил губами, потом вскрикнул: – Что-то вроде вертится в башке! А ну-ка, плесни в стакан!
Уваров немного поколебался, но плеснул. Лазутин выпил, снова обхватил голову руками и начал качаться на стуле. Продолжалось это довольно долго. Когда присутствующие уже потеряли терпение и начали коситься на часы, Лазутин вдруг вскочил и заорал:
– Вспомнил! Фролов, он сказал! Точно! Наливай что осталось!
143
Сибирская «Альфа» спешно грузилась в Новосибирском аэропорту в самолет. Не в военный – в обычный гражданский транспортный «АН». У военных не было топлива, и на его подвоз не было времени.