Шанс. Подготовка к выполнению замысла. Книга 2
Шрифт:
– Давно замечал, что в голове порой крутятся какие-то мелодии, иногда со словами. Решил как-то записать. Купил и научился играть на гитаре. Ходил к репетитору – профессиональному музыканту. Он помогает с нотой записью и табулами. Недавно выступил на концерте к восьмому марта со своей песней, – привычно рассказываю свою версию.
– Кому уже продал песни, расскажешь? – спрашивает.
– Одну в наш городской ВИА, две другие для женского голоса певице из областной филармонии. Одна из них «Дальнобойщик». Вы слышали ее. Девочка, которой
– За сколько их купили, не скажешь? – допытывается.
– Дорого, для нашего городка и областного центра, – намекаю на столичные возможности.
Антоновна обиженно поджала губы.
– Все равно, ты очень дорого запросил, – задумчиво заявляет она.
– На какой гешефт Вы рассчитываете, если не секрет? – откровенно спрашиваю.
Антоновна пристально смотрит на меня и задумчиво произносит:
– Евгений говорил мне, что ты очень необычный молодой человек. Теперь я и сама…, – замолчала. – Конечно, я рассчитываю на небольшой процент, – признается неохотно. – Все будет зависеть от человека, к которому мы едем.
– Чем думаешь заниматься после школы? Музыкой? – интересуется, думая о другом.
– Нет. В институт пойду, – признаюсь.
– Все, поехали, – сообщает, взглянув на часики, и лезет в сумочку за кошельком.
Достаю и кладу на стол рубль.
– Я заплачу, – нерешительно заявляет Антоновна.
Пожимаю плечами и выхожу из-за стола, «забыв» рубль на столе.
В машине предлагаю:
– Вы можете рассчитывать на десять процентов с каждой проданной песни. Или тысячу, если поможете зарегистрировать песню в ВААПе.
– С ВААПом я тебе вряд ли помогу, – задумчиво признается она. – Надо бы с Евгением посоветоваться, – решает и поворачивает к обочине, останавливаясь у телефонной будки.
Возвращается. Едем дальше.
– Евгений тоже не знает. Пообещал разузнать про регистрацию. Вероятно, потребуются немалые деньги, – сообщает, взглянув на меня.
«И здесь хотят заработать жуки!» – думаю с неприязнью.
Приехали к старому пятиэтажному дому. Дом был с всякими архитектурными изысками. Поднялись на четвертый этаж по широкой лестнице. Между лестничными пролетами было пустое квадратное пространство. «Для лифта, что ли?» – возник вопрос, «для подъема крупногабаритной мебели», – пришел ответ от памяти будущего.
На звонок открыл дверь невысокий седоватый мужчина, лет пятидесяти, одетый в халат на белоснежную рубашку с галстуком. С интересом посмотрел на меня и расцеловался с Антоновной. Она представила нас:
– Сережа Соловьев, Иосиф Аркадьевич!
Пожали руки.
«Рука мягкая, теплая», – мысленно отмечаю.
– Проходите, пожалуйста, – хозяин приглашает рукой вглубь просторной роскошной квартиры.
Не снимая обуви, проходим в большую комнату. Оглядываюсь. В углу рояль, вдоль стен вычурные диванчики и стулья. В другом углу столик с букетом живых цветов, похоже на антикварный со стульями на гнутых ножках вокруг. У входа какие-то статуи, в углах вазы. Вдоль левой стены белая мебельная стенка в тон со светлыми стенами. Комната, да и вся квартира оформлена богато и со вкусом.
– Чай, кофе? – радушно предлагает хозяин.
– Благодарю, только пила, – отказывается Антоновна.
– Спасибо, – тоже отказываюсь.
Он приглашает нас к столику и садится спиной к окну.
«Лицо прячет в тени», – соображаю.
– Ну-с, молодой человек, говорят, вы можете удивить старика? – мельком взглянув на Антоновну, с интересом смотрит на меня, приглашая к разговору.
Пожимаю плечами, молча ожидая продолжения, и достаю из пакета бобину с пленкой и конверт с нотами.
– Вам решать, – сообщаю.
– Хорошо, не будем терять время, послушаем, – забирает пленку. – Может, сам споешь? – предлагает, не выпуская бобину из рук. – Мне сообщили, что ты хорошо поешь, – опять взглянул на Антоновну. – В живую песня по-другому звучит, – объясняет.
– Могу, – соглашаюсь с ним.
– Что тебе для этого надо? На каком инструменте играешь? – интересуется.
– На акустической гитаре, шестиструнной, – сообщаю.
Непроизвольно морщась от выбора плебейского инструмента, встает из-за стола:
– Сейчас посмотрю, где-то был этот инструмент.
Приносит гитару и протягивает мне. Пробую звук. Шикарно. Гитара эксклюзивная, концертная. Немного подстраиваю и начинаю с первой песни, записанной на пленке – «Так хочется жить».
Во время моего исполнения Аркадьевич положил подбородок на сцепленные в замок руки и прикрыл глаза. По окончании песни задумчиво посмотрел на меня.
– Я не буду сомневаться в твоем авторстве, хотя твой возраст и эта песня не соответствуют друг другу, а исполнение у тебя дворовое, – сообщает. – Эта песня первая на пленке? – интересуется и снова берет бобину.
Киваю. Он встает, идет в стенке и, открыв одну из дверок умело заправляет пленку в большой магнитофон. Марки не вижу. По комнате разносятся из невидимых динамиков звуки синтезатора Павла и мой голос. «Вроде неплохо получилось записать», – мысленно отмечаю.
– Кто играет? Не ты? – останавливает магнитофон по окончании песни и спрашивает меня.
– Один профессиональный музыкант, – признаюсь.
– Хм, не плохо, – соглашается, – давай тогда и другие песни на пленке послушаем, – принимает решение и запускает магнитофон.
«Не вдохновился моим исполнением под гитару», – догадываюсь.
Аркадьевич, отойдя от магнитофона, прослушивает все записи, выключает и поворачивается ко мне.
– Какие разноплановые песни. Все твои? – не выдерживает он.
Молча смотрю на него и киваю.
– Я бы не решился показывать их профессионалам, если бы это был плагиат, – наконец сообщаю ему.
– Спой под гитару про коня, – предлагает он.
Пою «Коня», потом и другие песни по его просьбе. Наконец он подходит к главному вопросу: