Шантаж
Шрифт:
Горяинов вернулся к машине.
Вышколенный, услужливый, подобранный ему Довженко водитель выскочил из машины. Черт, теперь мало кому можно доверять! Надо будет основательно почистить ближний круг общения.
— Поедем куда, Сергей Викторович?
— Да, отвези меня к торговому комплексу, который тут рядом, забыл, как он называется, хочу пройтись по магазинам. И потом можешь быть свободен, я сам за руль сяду.
Сергей долго бесцельно бродил по большим коридорам торгового комплекса, абсолютно не обращая внимания на товар, выставленный в многочисленных магазинчиках. Они когда-то приезжали сюда вместе с Ириной, ее вкусу он безмерно доверял и
Сначала он зашел в первый попавшийся довольно недурственный магазин мужской одежды, купил себе абсолютно все новое, от носков и трусов до пальто. Вдруг вместо установки прослушки за Ириной Довженко его прослушивает?.. Потом спустился на первый этаж в салон связи, приобрел новый телефон. Дал денег девчушке-промоутеру, раздающей какие-то листовки, чтобы она зарегистрировала сим-карту на себя. Она была безмерно счастлива привалившей удаче в виде десяти тысяч рублей за такую малость и даже пыталась строить ему глазки, несмотря на то, что сама личиком откровенно не вышла, а Сергей старше нее лет на двадцать. Сейчас все мечтают найти богатого папика. Но это потом… сначала нужно разобраться с двумя лицемерами, сделавшими из него осла, и только потом можно будет зажить в свое удовольствие…
Старую одежду Горяинов оставил в гардеробе торгового комплекса, сам вышел на улицу… Морозный воздух обжигал легкие. Он максимально ушел из пределов слышимости прохожих и набрал номер Игнатюка.
— Алло…. Добрый день, Павел Дмитриевич! Это вас Горяинов беспокоит.
— Добрый, коль не шутишь, — ответили в трубке мобильного телефона. — Неужели надумал со мной сотрудничать?
— Если честно, мне очень нужна ваша помощь.
— Даже так…
— Боюсь, что так.
— Помощь какого плана? — Человек на другом конце трубки был осторожен.
Лицо Горяинова болезненно скривилось.
— Скажем так… Нужно избавить меня от неприятностей методами, которыми вы действовали в самом начале своей карьеры.
— Гм… Интересно, конечно, Сергей Викторович, но я уже далеко не тот безбашенный мальчик и за такие дела просто так браться не стану.
— Понимаю, Павел Дмитриевич. Я заплачу, сколько вы скажете. А потом мы заключим договор о длительном партнерстве.
В трубке мобильного телефона задумчиво замолчали.
— Давай откровенно, Сергей, о какой помощи ты говоришь?
Горяинов судорожно вдохнул все еще морозный, несмотря на начало марта воздух.
— Мне нужно, чтобы моя жена и ее любовник умерли. Сдохли, как собаки.
***
«Валера, Валера, я буду нежной и верной». Валера, ну почему так сложно, почему так больно, почему ты ничего не сказал про эти чертовы акции?! Что значит твое молчание?! Хочешь использовать не только мое тело, но и богатство, нажитое на поставках оружия? Продолжаешь мстить генералу Кольцову? Жалобно всхлипнула, сынок ласково принялся гладить мои плечи.
— У волка боли,
У зайца боли,
У медведя боли,
А у мамы заживи!
Эту потешку я всегда говорила, когда сын обо что-то ударялся, а сейчас Митька повторил ее для меня. Так трогательно…
— Родной мой! — предательские слезы покатились по щекам. — Уже все прошло, маме больше не больно.
Еще как больно… Так больно, что меня всю выворачивает, выкручивает и дажеподташнивает.
— Иди,
Поцеловала щечки своего самого любимого мужчины.
— Правда хорошо?!
Ох, ты мой заботливый!
— Правда, сыночек.
Митька еще раз ласково провел по моим плечам и побежал в зал к прерванному просмотру мультиков.
Меня снова захлестнула волна паники… Друзья, враги, любовники, шакалы… Я не могу разобрать, кто из них кто. Может, позвонить Валере, попросить объяснений? Вдруг есть какая-то разгадка его молчанию… Или позвонить Сергею, спросить, зачем он держал меня за дуру столько лет? Надо что-то делать, а не сидеть сиднем, брать управление своей жизнью на себя.
Подскочила со стула. В голове зашумело, неказистые интерьеры простенькой кухни заплясали диким танцем в глазах, к горлу подступила тошнота. Закрыла рот руками… Судорожно вдохнула ноздрями воздух. Тошнота не проходила. И мир крутился, крутился вокруг диким хороводом, словно засасывая в какую-то жуткую воронку. Желудок скрутило спазмом. Побежала в туалет… Едва успела закрыть дверь, как меня вывернуло наизнанку, немногочисленные остатки моего завтрака оказались в унитазе. Присела прямо на пол, хотя обычно очень брезглива, но сейчас ноги совершенно не держали. Мир не хотел останавливаться, продолжал вертеться в глазах, теперь почему-то венецианскими пейзажами. Как раз сейчас у меня в работе кукла-куртизанка этого прославленного города. Вся в шелках и драгоценностях, она будет полулежать в гондоле, показывая в глубоком вырезе яркого платья соблазнительно топорщащиеся грудки, куда, по моему замыслу, будет завороженно заглядывать молодой мальчишка-гондольер. Самое тяжелое в этой задумке — найти человека, который сделает гондолу, тут мне самой никак не справиться.
Попыталась сфокусировать взгляд. Нет, к счастью или несчастью, я не очутилась чудесным образом в Венеции. Просто на кафельной плитке туалета были изображены кадры этого прекраснейшего итальянского города. Я не сумасшедшая… Просто больная. И снова гортань скрутило рвотным позывом. Меня опять вывернуло, на этот раз желудочным соком. Тяжело дыша, оперлась руками о сиденье не очень-то чистого унитаза… Только отравления мне сейчас не хватало.
А потом внезапная мысль пришла в голову… Господи, а ведь последнее время я чувствую себя как-то странно! Конечно, постоянно на нервах… Поэтому, наверное, голова временами кружится? Поэтому?! А еще я еле переношу аромат Сережиного одеколона. Видимо, из-за того, что я давно разлюбила мужа и меня все в нем раздражает… А может, есть другие причины?! Вдруг у этой дурноты есть вполне реальные физиологические причины?! Нет, не может быть, я же принимала… иногда забывала принимать противозачаточные таблетки. Говорят, ни один метод контрацепции не дает стопроцентной гарантии. Бог ты мой! Нет, не может быть, у меня ведь были месячные… Странные, скудные, помазало немного кровью и все.
Почему эта мысль раньше не пришла в мою голову?! Конечно, все разумное там вытеснили любовные терзания. Поднялась. Выползла из туалета, зашла в соседнюю ванную, открыла воду и умыла ею лицо. Холодные мурашки побежали по позвоночнику… Аромат мыла показался очень резким, и мои любимые духи разонравились мне в последнее время. Помнится, в мою первую беременность я тоже очень остро реагировала на запахи.
— Мама, — раздался из комнаты голос сына, — я кушать хочу!
Слова о еде вызвали новую волну дурноты. Бедный мальчик, глупая влюбленная мамаша совсем забыла — детей полагается кормить.