Шанти
Шрифт:
– Зачем тебе это? Ты не поймешь процесса. Споры, мои споры в их теле. Лечат, берегут. А когда-нибудь, если найдется такое место, где может расти мое тело, споры дадут побеги, и появится часть меня, новый Лес.
– Так часть тебя или новый Лес?
– И часть меня, и новый Лес. Это не объяснишь. Новый Лес будет знать все, что знал я до того момента, как выпустил споры.
– А во мне тоже твои споры?
– Нет. В том-то и дело… Твой организм уничтожает споры, не дает им внедриться в плоть. Я лечил твой мозг, пользуясь образцом – мозгом Урхарда. И по своему разумению. Как вижу, лечение
– Вспомнил… – кивнул Андрей. – И мне нужно вернуться в Балрон. В Славию. Я не до конца выполнил свою задачу.
– Задачу… давай поговорим на эту тему? Расскажи мне, что за такая задача и почему ты ее должен выполнить.
– А разве ты не можешь достать информацию из головы? Посмотри и все узнаешь.
– Это долго. Твоя информация заключена, как бы это сказать… в маленьких кладовках. И не зная, что именно ты хочешь знать, найти ее очень трудно. Потому давай-ка поговорим.
– Лес, извини… но у нас мало времени! Нам нужно в село, спасать Беату и Адану! Их могут убить!
– Никто не пройдет мимо и через меня без моего позволения. Потому сейчас все дороги закрыты. Мои слуги блокировали все подходы. И кроме того, здесь, в твоем мозгу, время течет по-иному. Мы разговариваем всего несколько секунд, а тебе кажется – очень давно. Итак, расскажи все, что с тобой случилось, как ты тут оказался…
– Андрус, ты? – Голос Урхарда был хриплым, он откашлялся и со стоном обхватил голову. – Ничего не помню. Что с нами было? Где лошади? Как мы оказались у ручья?
– Пей! – Андрей осторожно приложил флягу к губам Урхарда, холодная, свежая вода полилась в глотку купца, и тот стал пить, захлебываясь и дергая кадыком.
Потом Андрей отнял флягу от губ, заткнул ее пробкой и сел рядом на замшелый ствол дерева, свалившийся на берег ручья. В лесу пели птицы, пахло раздавленными ягодами земляники, журчала прозрачная вода, и все виделось таким обыденным, простым, незамысловатым… как будто нет на свете организма по имени Лес, нет его слуг, бывших когда-то людьми, нет… в общем, нет ничего, что составляло сейчас самую важную часть жизни Андрея. Нынешней жизни Андрея.
– Ты кто? – внезапно спросил Урхард и потянулся за клинком, висящим на поясе. – Ты не Андрус!
– Я не Андрус, – краем рта усмехнулся Андрей. – Я Андрей. Андрей Монах, отец императора Балрона, правитель империи Балрон. Убийца драконов и еще множества людей. Вот так.
– Ты вспомнил, – утвердительно кивнул Урхард. – Ты все-таки вспомнил! И ты изменился…
– Все мы меняемся, – снова усмехнулся Андрей. – Я стал полноценным оборотнем. Или, как у вас называют, перевертышем. Впрочем, суть одна и та же. Пока ты спал, я перекинулся и восстановил свою настоящую внешность. Вот так я выгляжу на самом деле. А еще мне за сорок, я бывший воин, бывший наемный убийца, бывший монах – жрец по-вашему… в общем, все в прошлом. И кто я теперь – не знаю. Впрочем, разве что-то изменилось? Разве я выполнил свою задачу? Мне нужно попасть в Славию и завершить начатое.
– Ты сейчас с кем говорил? – напрягся Урхард. – Я только половину понял. Тебе придется многое мне пояснить, рассказать!
– А надо ли? – хмыкнул Андрей. – Ради любопытства?
– Ну… и любопытства
– Бывает, и скрывают, – криво усмехнулся Андрей. – Если я что-то и вынес из этой жизни, то это твердое убеждение, что в жизни бывает все. И хватит философских дискуссий, давай-ка поедим, потом отберем те продукты, которые сможем нести на себе, и пойдем в село, к твоим. И там уже будем держать совет, как жить и что нам делать.
Андрей задумчиво провел рукой по волосам – они были темными, почти жгуче-черными. Пропали шрамы – перед Урхардом сидел молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, широкоплечий, худощавый, с резкими чертами лица, будто вырубленными топором. Нос с легкой горбинкой указывал на то, что в предках Андрея были донские казаки. Впрочем, откуда Урхарду знать про донских казаков? Если только Андрей расскажет. А он пока не собирался ничего сообщать своему нежданному другу.
– Хорошо выглядишь… для своих лет, – усмехнулся Урхард и, закряхтев, сел, опершись руками о землю, покрытую толстым ковром хвойных иголок. – Так что же с нами случилось? Где наши лошади? Как мы тут оказались? Я помню – ехали, ты чего-то заволновался, а потом… потом ничего не помню. Давай-ка рассказывай, хватит рожи строить!
– Ну что же, слушай… – Андрей помолчал, внимательно посмотрел в лицо Урхарда и грустно добавил: – Только потом не говори, что лучше бы я ничего не рассказывал…
– Лучше бы ты мне ничего не рассказывал! – с чувством выдохнул Урхард и сплюнул, влепив плевок в корень дерева, выступающий из земли толстенной змеей. – Только не говори: «Я же говорил!» Это что, я скот?! Я животное, прислуживающее этим деревьям, кустам, этому лесу? Как лошадь?!
– Скорее как конь, – улыбнулся Андрей. – Ты же мужского рода.
– Ага. А моя Адана кобыла, да? А Беата жеребенок. А ты…
– Хватит, Урхард! Не нужно истерик. Ну да, так сложилось – в вас, жителях Леса, его споры. Но не забывай, он дал вам несокрушимое здоровье, он вас не убивает, кормит, поит. В качестве слуг – пришлые и все те, кто пытается рубить Лес или неосторожно заходит на его территорию. И то даже не все – часть он отпускает на волю, в расчете что они разнесут его споры и Лес где-нибудь приживется. Почему-то не приживается. Вот этого я не понял. Может, почва тут такая? Какая-нибудь радиоактивная? А что, вполне возможно.
– Что значит – радиоактивная? – переспросил Урхард.
– Долго объяснять. В двух словах – вредная, вызывающая мутации. Мутации – это то, что Лес делает с людьми.
– Никак не могу прийти в себя… вся моя жизнь, все, что я знал о мире, – все в пыль! А он нас сейчас слышит? Он может с нами говорить?
– Вероятно, может, но только через своих слуг, – равнодушно кивнул Андрей. – Слышит? Вероятно, слышит. Ведь сейчас мы внутри его, как паразиты в живом существе.
– Тьфу! Слово-то какое нашел! Паразиты! Ладно, что дальше? После того как мы все это узнали, как жить будем? Что тебе сказал Лес?