Шарлотта Исабель Хансен
Шрифт:
— Да, да, папа ее тебе принесет! А теперь ложись!
— Ну, папа! — закричала она, всхлипывая. — Мне страшно!
— Нет, не страшно, — тихо прошипел Ярле, сунув ей пони. — Вот, теперь спи. Спокойной ночи!
В дверь снова заколотили. Он закатил глаза.
Черт. Черт, черт! Ну что же делать? Ярле сглотнул.
— Ярле! А ну открывай! Я знаю, что ты там! — Голос Хердис гулко отдавался от стен на лестничной клетке.
— Папа! А кто это там кричит?
Он сердито обернулся к малышке, которая столбиком сидела на матрасе, держа на руках пони:
— Спи сейчас
— Ну, папа, скажи! Кто это там?
Он зашел к ней, присел на корточки, посмотрел на нее с непререкаемым авторитетом:
— Послушай, Шарлотта Исабель, твой папа не такой… ну… как другие папы. Не как твои мать и отец. Он не валяется на диване, пялясь в телевизор и поедая чипсы, он не работает в автомастерской или универсаме, он изучает литературу, и он живет здесь, и… ну вот. Такие дела. А сейчас ночь, и… и теперь у тебя есть здесь своя комната, и…
— Ярле! — В дверь снова заколотили. Теперь еще сильнее.
Девочка перед ним задрожала.
— Ты понимаешь? Сейчас взрослое время. Уже поздно. Спокойной ночи. Увидимся утром.
Он решительно уложил Шарлотту Исабель в постель, подоткнул одеяло вокруг нее, как если бы она лежала в коробке, и закрыл за собой дверь.
«Деваться некуда, — подумал он. — Придется открыть. Просто фантастика. Просто невероятно, к чертовой матери. Я не могу — не могу— держать у себя детей. И это факт. Я живу совершенно иной жизнью».
Уже приготовившись открыть, он обратил внимание на го, что за дверью как-то поутихло. Он прильнул к глазку, но ничего не было видно. Может, она ушла? Она же там стояла и вопила всего несколько секунд тому назад! Он снова посмотрел в глазок, но никого не увидел. Он осторожно нажал ручку двери вниз и открыл.
Грета, соседка, стояла на коленях у торцевой стены между квартирами. Она гладила Хердис Снартему по щеке и приговаривала:
— Вот так, хорошо, все будет… Эй, это вы там? — Грета подняла голову. Привет, да, я тут услышала шум, вот и… — Она криво улыбнулась Ярле. — Э-э-э… она что, она к вам пришла?
Хердис издала какие-то отхаркивающие звуки и неуклюже попыталась подняться на ноги, и Ярле так хотелось, чтобы она оказалась как можно дальше отсюда.
— Нда, но… — Он кашлянул. — Я ее не приглашал, ничего такого, я не могу отвечать за это, но да, я, конечно, знаю, кто это…
Грета посмотрела на Ярле холодным взглядом, который говорил: «И я это знаю. Ярле, я ее и раньше видела, по правде говоря».
Она кивнула и приподняла Хердис. Та провела языком по передним зубам, протянула нетрезвую руку к щеке Греты и, пробормотав: «Спасибо, милочка», тяжело навалилась на Ярле. Он попытался как ни в чем не бывало покачать головой и пожать плечами, но Грету ему не удалось впечатлить.
— Ну ладно, — сказала Грета, — если потребуется какая-нибудь помощь, обращайтесь.
— Нет-нет, — поторопился он сказать, переволакивая Хердис через порог, — я справлюсь, так что никаких проблем, совсем никаких проблем, и спасибо большое, но все в полном ажуре. Хорошего вечера, Герда!
— Меня, вообще-то зовут Грета, — сказала она с улыбкой, отвернулась
«Действительно, как она странно выглядит, подумал Ярле, второй раз за день извиняясь за то, что перепутал имя. — Есть в ней какое-то тепло, совершенно поразительное, — думал он, когда она уже закрывала дверь, — и она очень, очень, очень, да, именно что оченькрасивая, причем совершенно непостижимым образом».
Ярле с трудом затащил Хердис в комнату, поддерживая ее под мышки, и она завалилась на диван. Он снял с нее куртку, туфли и убрал волосы с лица. Косметика растеклась и проложила извилистые дорожки на скулах. Похоже было даже, будто она плакала, что было трудно представить, — чтобы Хердис Снартему умела плакать. Она была откровенно, в зю-зю пьяна уже в десять часов вечера в субботу, и, насколько Ярле ее знал, это было необычно, тем более на следующий день после такой неслабой вечеринки, какая у них состоялась вчера. Разговаривать с ней, очевидно, не было смысла, понял он, попробовав задать несколько вопросов, оттянув кверху ее веки, как если бы это были занавески, и заглянув в спящие зрачки. Когда он укрывал ее пледом, через который незадолго до этого Шарлотта Исабель просовывала свои детские пальчики, она мурлыкала, как кошка, и бормотала: «Да, ты мой мальчик, иди ко мне, сейчас получишь свою Хердис», и какие-то секунды он думал, а не сделать ли именно это, не переспать ли с ней, пока она спит, но отбросил эту мысль.
В своей жизни он и так осуществил на одно коматозное соитие больше, чем надо бы, и его результат покоился во сне в его кабинете.
Так он думал.
— Папа, а она кто?
Ярле обернулся.
Шарлотта Исабель стояла позади него, держа обеими руками пони, в пижаме, маленькая, с большими распахнутыми глазами.
— Ты там стояла… — Он вздохнул. — Лотта.
Ярле подошел к дочери с решимостью во взгляде и собирался отвести ее назад в комнату. Но сам себя остановил.
— Лотта, так нельзя… Лотта.
Ярле сел в кресло.
— Лотта, Лотта, Лотта. — Он тяжело выдохнул.
— А?
— Ты не должна сейчас бодрствовать.
— А она кто, папа?
Кто она? Ярле посмотрел вверх. Потом кивнул:
— Ну, это… это одна моя подруга. Она сегодня немножко приболела.
— Может быть, у нее температура? — Голос Шарлотты Исабель был спокоен теперь, в поздней темноте.
— Температура? — Ярле окинул Хердис взглядом. — Да уж, разогрелась, это верно.
— Бедненькая, — сказала Лотта и подошла к Хердис.
Девочка встала перед ней и тихонько погладила ее по лбу своей ручонкой, которой скоро исполнится семь лет.
— А ты ей измерил температуру? Это так противно. Правда же противно? И знаешь, папа… я хочу, чтобы горел свет, когда я сплю.
Ярле посмотрел на дочь. «Она хочет, чтобы не выключали свет», — подумал он и вспомнил по опыту собственного детства, как было трудно заснуть в темноте.
— Да, ну конечно, не будем свет выключать, — весело сказал он и повел ее в кабинет. — И вот еще что…