Шарлотта Исабель Хансен
Шрифт:
— Китайкино! Кинокитай!
— Ух ты, ну ты и молодчина!
— Но я же их не знаю, — сказала Лотта, когда запыхавшийся и раздраженный Ярле уже устремился вперед.
— Не знаешь, — вынужден был согласиться он, — вот у вас и будет возможность познакомиться, так ведь?
— Но, папа! — проговорила Лотта, запыхавшись.
Она бежала вприпрыжку вслед за отцом, огибавшим угол здания кинотеатра по пути туда, где, как ему помнилось, был китайский ресторанчик. — Папа!
Ярле остановился. Раздраженно огляделся. Был же здесь китайский ресторан! Здесь же всегда был китайский ресторан.
— Папа!
—
— Но, папа, а пока я буду у тети Греты, а ты что будешь делать?
«А, вон он. Вон он где», — подумал Ярле и снова двинулся вперед в темпе, ожидая, что Лотта побежит за ним.
— Но, папа, а ты-то что будешь делать, пока я буду у тети Греты?
— Гм! Я? — Ярле на несколько секунд задержал дыхание. Посмотрел на нее. Потом вдохнул. — Мне… нужно на собрание.
— На собрание? Я знаю, что такое собрание. А где у тебя будет собрание?
— Ну, мне нужно будет на собрание с… дядей Хассе и дядей Ариллем.
— А это кто?
— Это… ну кто-кто, это дядя Хассе и дядя Арилль, вот кто.
— Они мои дяди? У меня здесь есть дяди? Вау!
А мне про них ничего не рассказывали. А у них есть дети, с которыми я могла бы поиграть?
— Э-э-э… нет, вроде бы нет… — Ярле вздохнул. — Можем об этом позже поговорить. А сейчас пошли поедим. Как насчет риса? Ты любишь рис?
Она кивнула.
— А соевый соус, ты любишь соевый соус?
Она кивнула.
— Отлично, — сказал он, открывая дверь. — Это нам обеспечено, ведь это все обязательно бывает в китайском ресторане.
Когда они сели за столик, Шарлотта Исабель очень обрадовалась тому, что на их столе стоит бескрылый золотой дракон. Ярле засомневался, что это настоящее золото, но дочь отказывалась в это поверить, потому что если это золото, сказала она и показала на дракона, то это оно и есть, как же это тогда может быть не золото? Еще Шарлотте Исабель понравилась красная скатерть с красивыми узорами, и ей понравился аквариум с фонариками, и рыбками, и камешками, и лилиями внутри, и ей понравился, очень-очень, красивый красный ковер. Но вот зато ей жалко было, что Хердис не могла с ними пойти ни в ресторан, ни в кино, потому что ей очень понравилась Хердис. Ярле раздраженно вырвал меню из рук дочери и сказал, что об этом она может забыть. Тетю Хердис она больше не увидит, потому что она собралась уехать далеко-далеко на много лет, и если у Лотты вдруг сложилось впечатление, что ее папа печатный станок и делает деньги, только потому, что папа сводил ее и в Аквариум, и в китайский ресторан, и в кино, то пусть она подумает хорошенько и поймет, что ошибается.
Тоненькая, как гвоздик, девушка-азиатка с фосфоресцирующе-зелеными тенями на веках и слоем ярких румян на щеках, одетая в лиловое шелковое кимоно с серебряными узорами, подошла к их столу, чтобы принять заказ. Ярле попросил ее немного подождать, потому что они еще не успели выбрать. Девушка привычно кивнула и заскользила по полу дальше, с той грацией, как Ярле часто замечал, с какой умеют парить над землей восточные женщины, на что женщины Скандинавии, к сожалению, не способны.
— Да нет, папа, — сказала Лотта тихонько. — Я это знаю. Мне же мама про это рассказала, что ты бедный студент и что мне не нужно ожидать слишком многого.
— Вот как… — буркнул Ярле.
И он на мгновение поднял глаза от меню и глянул
— Рис, рис, рис! — выкрикнула она восторженно. — Соевый соус, соевый соус, соевый соус! — крикнула она так же восторженно.
Ярле закрыл глаза и тяжко вдохнул и выдохнул.
Шарлотта Исабель совсем недавно посмотрела «Парк юрского периода — 2», но не имела ничего против того, чтобы посмотреть фильм во второй раз. «Динозавры такие классные», — сказала она. И еще она очень обрадовалась, когда Ярле признался, что он-то этого фильма не видел, потому что здорово будет, что он его посмотрит, но еще ему будет немножко страшно — пусть будет к этому готов.
В темноте кинотеатра Ярле откинулся назад и закрыл глаза. Рядом с ним на краешке сиденья расположилась Лотта с кульком конфет на коленях. Он попытался дышать спокойнее. «О’кей, — прошептал про себя. — О’кей. Как-то многовато всего сразу случилось. Ну ладно, пусть Хердис меня бросила. Она разорвала отношения, которые, строго говоря, не были отношениями. Но для меня-то, — пришлось ему добавить, — это были отношения, и вот я сижу здесь, в кинозале, и смотрю «Парк юрского периода — 2» в окружении оравы малышей, и надо признаться, что сил моих нет это вынести».
Выбежать из зала, помчаться к Хердис, броситься к ее ногам и сказать, что он жить без нее не может? Рассказать все так, как он вот сейчас это чувствовал, что он как раз без пяти двенадцать осознал, как сильно он ее любит, что на него незаметно и неожиданно снизошло чувство любви, что то, что должно было оставаться прелестной и невинной физической связью, развилось в настоящие и вечные чувства, что то, что он тогда сказал по пьянке: «Может быть, Хердис, Бог и сотворил мир, но ты сотворила радость!» — было правдой, что он желал возделывать ее, как растение, ежедневно, ежечасно, еженощно и что это ни в коей мере не имело отношения к ее деньгам, уж в это она должна была поверить, он не охотился за ее состоянием, тем более что — она все равно его потеряла, да, он мог так сказать совершенно честно, что независимо от того, была ли она сказочно богата или бедна, но это была любовь в чистом виде, — так побежать ему к ней, рассказать ей это?
Нет, это неправильная стратегия.
Она такого не любит.
Или наоборот?
Не поступил ли именно так Роберт Гётеборг, этот шведский греховодник? Именно так и поступил Роберт Гётеборг: подкатился к Хердис с любовью и пафосными речами, тогда как сам он подкатился к ней с жизнерадостным сексом. Не так ли обстояло дело: пока Ярле наполнял Хердис Снартему ликующими сперматозоидами, Роберт Гётеборг наполнял ее любовными чувствами?
Он заерзал в кресле. Черт! Вот бы черт побрал!
На экране один динозавр вскачь гнался за другим. «Какая трагедия! — подумал он. — Что за патетическая — и поэтическая — трагедия! Ну и идиот же я! Неужели я действительно мог поверить, что бывают исключительно физические отношения? Да. Я в это верил. И вот к чему это привело».
— Смотри скорей, папа, смотри скорей, вон динозавр опять сюда идет! — Лотта показала рукой, и он взглянул на экран.
И на них взаправду опять шел динозавр.
— Я в туалет хочу, папа, — прошептала она.