Шатровы (Книга 1)
Шрифт:
— Дак вам как постилю-то постилать — надвое али вместе?
Лесничиха зарделась, отвернулась, стала смотреть в окно.
Шатров помолчал, а затем спокойно и как будто о деле заведомом ответил:
— Вместе, Карповна, вместе.
Картеж был прерван в самом разгаре — внезапным и диким образом: прямо в кабинет Шатрова, никем не задержанный, ворвался, не сняв даже своей заскорузло-замучневшей кепчонки, засыпка из раструса.
Шатров строго поднял голову.
— Что такое?
Тот с запышкой проговорил:
— Ох, Арсений Тихонович, у нас на плотине смертоубийство хочет быть!
И выбежал вон.
Шатров спокойно поднялся со своего стула.
— Простите, господа!.. — И пошел к выходу, не убыстряя шага.
Пристав Пучеглазов рванулся было за ним, но огромный выигрыш грудою возвышался перед ним, и бедняга, пригребая к себе кучу ассигнаций и серебряных рублевиков, только прохрипел ему вслед:
— Арсений Тихонович, и я с тобой: как представитель власти.
— Нет, нет… Здесь — моя власть… Не беспокойся, Иван Иваныч!
Еще и в столовой, и на веранде, на глазах гостей, Шатров шел неторопливо, но едва только спустился в сад, как сразу же кинулся опрометью, прямо к берегу. Дальше он побежал таким наикратчайшим путем, каким одни только мальчуганы бегали: перемахнул через прясло, которым крепкий шатровский заплот спускался в самый Тобол, и очутился на ближней плотине.
Могучее лбище забранного тесом ближнего быка плотины тупым углом разваливало здесь Тобол надвое: справа он гнал свои воды по тесовым дворцам, на турбину и на водяные колеса, еще раз раздвояясь; а слева могуче и гулко валился в творило, в распахнутые настежь вешняки.
И вот, по ту сторону большого моста, на въездной, предмостной плотине, над самым водосвалом, Шатров увидал толпу помольцев, обступившую кого-то двоих, очевидно дерущихся.
Сквозь шум и ропот до него донеслись выкрики:
— Галятся над народом!
— А што им? Богатые: никого не боятся!
— На них нету управы!
— Погоди, найдем!
Арсений Тихонович замедлил шаги. Выпрямился. Набрался спокойствия, приготовился ко всему. Внутренне откашлявшись, проверил голос.
Его увидели. Привычно расступились. Послышались окрики:
— Эй, будет вам, перестаньте: хозяин идет!
Тот, кто тряс за грудки другого, — высокий, худой солдат — враз обернулся, однако рубаху противника своего не выпустил. Темное, изможденное лицо его было пересечено вкось черной узкой повязкою через левый глаз.
Кто это — Шатров не признал. Зато другого — в нарядной, с вышивкою рубахе, с красными шариками на шнурках вместо галстука, — он узнал сразу: это был старший брат Кости — Семен Кондратьич Ермаков.
На какой-то миг, при слове «хозяин», тот, кто тряс и рвал за рубаху крупчатного мастера, попривыпустил свою жертву, но тотчас же снова сграбастал. В беспамятстве неистовой злобы он хрипло и громко выкрикнул:
— А-а! Хозяин? Не-е-т! Над своей женой я — хозяин! А тут. Ох ты, запазушный дьявол, бабий любитель, паразит! Насильство творишь над солдатскими женами! Очередью их покупаешь? Айда, поплавай!
И, прокричав это, солдат с черной повязкой на глазу взял Семена Кондратьича, оторвал от земли и швырнул прямо в воду. Ахнули. К счастью, тот умел плавать. Вот вспучилась над головою вода. А вот и сама голова вынырнула, с мокрыми, свисшими на лицо волосами. Показался захлебывающийся, орущий, перекошенный ужасом рот. Гребнули руки.
Шатров крикнул солдату:
— Что ты делаешь, мерзавец?!
И на остальных:
— А вы что смотрите?
Кто-то из толпы, при общем явном одобрении, ответил:
— Ничего. Выплывет: близ воды житель. Ишь как быстро плывет!
Но опытным глазом своим Шатров с чувством ужаса успел определить, что не плывет он, а уносит человека, уносит неодолимо, быстриной водосвала.
И тот понял. Истошным голосом заорал:
— Тону!.. Спаси-и-те!
Но какая же сила могла теперь спасти его! Человека несло, как щепку. Вот он уже на перегибе воды, на уклоне водосвала! Еще одно-два мгновения — и его, несчастного, низринет, швырнет вниз с многометровой высоты в белую бурю, в чудовищную кипень водобоя!
Шатров схватил оставленную Костей длинную тычку — водомерный шест, вступил с ним в воду по самый пояс и, держась левой рукой за какую-то корягу, выстоявшую из плотины, далеко выметнул тонущему водомерную жердь, крепко удерживая ее в правой руке:
— Держись!..
Утопающий понял. И, когда его проносило мимо конца жердины, успел ухватиться за нее.
Шатров еле удержался — так силен был рывок. Он чувствовал, что ноги его скользят, скользят вглубь, дно оплывает под сапогами… Еще немного и его самого увлекло бы в пучину водосвала.
В это время двое помольцев кинулись к Шатрову и ухватили его за рубаху.
Спасены были оба.
Посинелый от страха Кондратьич, перебираясь по шесту, вылез на плотину. Он стоял, обтекая водою, отфыркивался и трясся мелкой дрожью, так, что слышно было, как чакают у него зубы.
Только теперь понял он, что Шатров спас его от неминуемой смерти:
— Арсений Тихонович! Ввек не забуду! Арсений Тихонович!
И наклонился поцеловать руку. Шатров быстро ее отдернул:
— Ну, ну, ещё что?!
Затем, дав ему немного отдышаться, спросил негромко:
— С чего это вы? Что у вас с ним произошло?
Солдата с черной повязкой на глазу уже не было в толпе.
— Сейчас расскажу, сейчас все расскажу, Арсений Тихонович!
Посинелые губы его дрожали, он еще плохо выговаривал слова:
— Все как на духу. Ничего не скрою. Только давайте отойдемте малость от народу.
Они отошли. Никто не посмел последовать за ними. Однако толпа не расходилась.
Кондратьич начал рассказывать. И впрямь: он ничего не скрыл. Не утаил даже, что-таки "сводил на мешки" молоденькую солдатку: