Шатун. Варяжский сокол
Шрифт:
– Гонец от императора, – негромко произнес евнух. – Твой флот переводят ближе к Константинополю.
– Но мои люди устали, – нахмурился Сиракос. – Мы почти десять дней болтались в море.
– Топарх уже распорядился приготовить все необходимое для вашего отдыха. Но через три дня вы должны покинуть Амастриду. Есть сведения, что русы готовят нападение на Константинополь.
Сиракос Азарию не поверил. Русы тут, конечно, совершенно ни при чем. Обычные интриги императорского двора. Жаль только, что при этом страдают интересы империи. Впрочем, константинопольских сухопутных крыс они волнуют менее всего. Сиракос отдал распоряжение командам покинуть корабли.
– А как быть с гребцами?
– Расковать и кормить обильно, нам предстоит нешуточный переход.
Увы, переход для старого адмирала закончился
Адмирал Сиракос вдыхал запах гари, долетающий с моря, и сверлил злыми глазами несчастного топарха Алексоса. Впрочем, вину, как ни крути, придется делить на двоих. Ротозейство топарха и адмирала обернулось для империи большими материальными и политическими потерями. Хорошо хоть удалось уберечь от огня Амастриду. Русы, надо отдать им должное, сдержали слово и не стали жечь город. Зато пограбили они его всласть. Вышедшие на стену Алексос, Сиракос и Константинос с сокрушением сердца наблюдали, как Амастридскую бухту покидают более двух десятков тяжело нагруженных ладей и галер. Русам пришлось нанять едва ли не все стоявшие у сожженной пристани корабли, дабы вывезти свою добычу. Часть добычи ротарии перебросили в свои ладьи, стоявшие в небольшой бухте у Смирны, на телегах. Преследовать их никто не решился. Да и не с чем было преследовать. Все хорошее оружие русы прихватили с собой, остальное же утопили в бухте. Ограбленным ромеям оставалось только посыпать голову пеплом да посылать бессильные проклятья своим безжалостным врагам.
– Вы себе не представляете, высокочтимый Сиракос, какую женщину у меня отняли русы, – жалобно вздохнул Алексос.
– Нашел о чем жалеть, – адмирал грубо выругался и сплюнул прямо под ноги топарху. Грубость Сиракоса покоробила высокочтимого Алексоса, но он сдержался, ибо время для ссоры сейчас было не самым подходящим.
Часть 3
Рождение Дракона
Глава 1
Сухорукий
Карочей не был новичком в итильских трущобах. Не раз и не два скифскому гану приходилось опускаться на дно большого города, чтобы найти здесь на все готовых исполнителей для своих хитроумных замыслов. И сейчас Карочей действовал не наобум, хорошо зная, кого и зачем ищет. Ему нужен был Паук, самая загадочная и страшноватая личность городского преступного сообщества. По слухам, Паука опасался даже ган воров Бахтиар, который вроде бы никого и ничего в Итиле не боялся. Гану Карочею пришлось затратить немало усилий и денег, чтобы отыскать щель, в которую забился итильский кровосос, опутавший своей паутиной едва ли не половину города. Хоромы, что ни говори, не соответствовали рангу обитателя. В таком убогом домишке не согласился бы жить даже торговец рыбой средней руки, зато для Паука, не привыкшего к солнечному свету, жилище, кое-как слепленное из глины, было идеальным местом обитания. Морщась от запаха тухлой рыбы, Карочей откинул полог из бычьих шкур, закрывавший вход в хибару, и смело шагнул в темноту. Его остановил холод острого стального жала, приставленного к горлу. Скиф не видел в кромешной темноте человека, угрожавшего ему смертью, однако рискнул его поприветствовать:
– Здравствуй, дорогой дядя. Что-то ты не слишком любезно встречаешь сестричада.
– Извини, не узнал.
Карочей с облегчением перевел дух. А огонь, вспыхнувший в углу, и вовсе вернул ему утерянное было равновесие. Он с интересом оглядел внутреннее убранство помещения и собственными глазами убедился, что не всякая гнилая скорлупа хранит в себе никчемный орех. Конечно, назвать эту обстановку роскошной он бы не рискнул, но тем не менее здесь было все, что способно скрасить досуг человека, далеко уже не молодого, но бесспорно ученого и мудрого. Карочей с интересом покосился на целую кучу кусков пергамента, скрученных в трубочки. Он уже по собственному опыту знал, что они могут таить в себе массу интересных сведений, далеко не бесполезных для мошны того, кто сумеет ими воспользоваться.
Хозяин взял в руки светильник и поднес к лицу гостя. Видимо, осмотр его удовлетворил, поскольку он жестом указал Карочею на широкую лавку:
– Давненько не виделись, сестричад.
Не виделись они, пожалуй, лет пять, но за это время ган Борислав Сухорукий, старший брат великого радимецкого князя Всеволода и дядя гана Карочея по матери, мало изменился. Судьба была к Сухорукому немилосердна. Неподвижная с рождения левая рука помешала ему занять место отца на радимецком столе, а участие в заговоре гана Митуса лишило его расположения и брата и кагана Битюса. Ныне в каганах ходит совсем другой человек, да и о толстом Митусе никто уже не помнит, но для гана Борислава перемены в Хазарии наступили слишком поздно. Он уже прочно осел на дне и не захотел всплывать на поверхность. Сам Карочей, тоже активный участник заговора гана Митуса, удержался на плаву чудом да покровительством Ицхака Жучина и гана Горазда, а потому помочь дядьке в трудную минуту не мог. Позднее он предлагал гану Бориславу помощь, но тот, уже прочно вставший на ноги, ее отклонил. Впрочем, к пронырливому сестричаду он относился если не с симпатией, то без злобы. Сухорукому было уже далеко за шестьдесят, но он не утратил ни зоркости глаза, ни твердости духа. Во всяком случае, правая рука, державшая светильник, не дрожала, а цепкие глаза даже в полумраке сумели определить, что гость прячет под плащом какой-то предмет.
– Это всего лишь вино, – усмехнулся Карочей, выставляя на стол серебряный кувшин.
– Надеюсь, не отравленное? – вежливо пошутил хозяин.
– А у тебя что, много врагов?
– Все итильские вожаки спят и видят, как бы отправить на тот свет Паука.
– Брал бы лихвы поменьше и получил бы всеобщую любовь.
Карочей знал, что Паук содержит целую сеть ссудных контор для мелких торговцев и крупных жуликов, не брезгуя при этом скупкой краденого. При таком образе жизни трудно приобрести любовь окружающих, а вот получить удар ножа в спину проще простого. Тем не менее Сухорукий вот уже на протяжении почти десяти лет ловко уклонялся от змеиных жал, нацеленных в его сторону, жестоко при этом расправляясь с врагами. Кто бы мог подумать, что в этом худом и не очень представительном теле таится чудовищная сила, позволяющая выживать даже там, где любой другой человек не протянул бы и месяца. Во всяком случае, ган Карочей, тоже много чего повидавший в жизни, с трудом представлял себя на месте гана Борислава.
– Как ты меня нашел? – спросил Сухорукий, разливая по серебряным кубкам вино, принесенное сестричадом.
– Через Хабала. Мой хазар Хвет поддерживает с ним отношения.
– Так Хвет по-прежнему служит у тебя?
– А куда еще податься мечнику, потерявшему связь с родом? – пожал плечами Карочей.
– Ты ему веришь?
– За это время он трижды спасал мне жизнь. А что, Хабал опять решил вырастить бога для бедных?
– Нет, – оскалил хорошо сохранившиеся зубы Сухорукий, – теперь он собирается вызвать Китовраса со дна Хвалынского моря, дабы посчитаться с богатыми.
– Что это еще за Китоврас? – поразился Карочей.
– Полукит, полуконь, полузмей. По сведениям, хранящимся в древних источниках, это он явился матери Меровея Винделика, купающейся в Варяжском море, после чего она и родила своего знаменитого сына.
– Я всегда считал Хабала сумасшедшим, – вздохнул Карочей, – но у тебя к нему непонятная слабость.
– Хабал хоть и сумасшедший, но далеко не глупый человек, – криво усмехнулся Борислав. – А главное – к нему тянется чернь.
– И что, чернь тоже ждет появления Китовраса? – насторожился скиф.
– Ты знаешь, в чем главное отличие бедного от богатого?
– Ему терять нечего.
– Ты всегда был умным мальчиком, Карочей, – ласково улыбнулся сестричаду Борислав. – Я уже слишком стар, чтобы продолжать прежнюю жизнь. Пауку хочется на покой. Но, уходя, я оставлю по себе долгую память. Вот для этого мне нужен Хабал с его Китоврасом.
Карочей насторожился. Кажется, он догадался, о чем ведет сейчас речь старый опытный заговорщик. Волнение черни в стольном граде – явление не новое, но если во главе бунтовщиков встанет умный и расчетливый человек, то из беспорядков можно извлечь очень большую выгоду.