Шатун
Шрифт:
– Почему отрока привечаешь? – Белица струхнула не на шутку, краска мигом сошла с ее ица, а голос зазвучал льстиво и подобострастно:
– Так ведь не велено гнать отрока. Сидит он тихо, к девкам не пристает. Я им наистрожайший наказ дала.
– Гнать было не велено, но и привечать тоже, – надменно произнесла зеленоглазая. – Об этом помни.
После чего развернулась горделивой лебедью и, не взглянув на Искара, поплыла прочь из жилища. У Белицы не только лицо, но и шея покрылись красными пятнами. Гнева она не сдержала, но пролился он не вслед надменной Ляне, а на голову ни в чем не повинного
– Шатун!
Обидное это шипение слышали только двое – Летица и Горелуха. Летица на Искара глянула с удивлением, а Горелуха с любопытством. Судя по всему, старуха сообразила, что рассерженная ведунья бросила это слово в сторону Искара неспроста. Прожив долгую жизнь, Горелуха, надо полагать, слышала о Шатунах немало, но почему-то не испугалась, а даже прониклась к Искару симпатией. Во всяком случае, больше она на него не ворчала, а все норовила приветить и словом, и вкусным куском. Искар, наблюдая за Горелухой, пришел к выводу, что урсы, возможно, относятся к Шатунам иначе, чем Радимичи. Он стал с нетерпением ждать, когда старая женщина отважится на откровенный разговор. Случай представился, когда Горелуху отправили за дровами для очага, а отрок вызвался ей помочь.
В дровяном сарае пахло березовыми поленьями и гнилью. Старательные Макошины печальницы запаслись дровами чуть не на пять лет вперед, – во всяком случае, Искар не смог охватить глазами всю поленницу.
– О Листяне слышала, наверное, старая? – понизив голос до шепота, спросил Искар.
Горелуха метнула в его сторону быстрый взгляд, положила на вытянутые руки отрока два полена и произнесла нараспев:
– Не только слышала, соколик, но и своими глазами видела. Я в ту пору лишь годом старше тебя была. Его городец при мне разорили «белые волки». Одна я спаслась от того зорения. Из тех, кто знал близко Листяну, никого уже не осталось в живых.
– Говорят, что Листяна в золоте и серебре купался?
– Богаче его не было человека в округе. Но весь свой жир Листяна спрятал в схроны. К одному из них я знаю дорогу.
– Знаешь дорогу к золоту, а живешь в нищете? – засомневался Искар. – И семья твоя рассеяна по свету.
Своими словами Искар попал в больное место Горелухи, однако она не рассердилась, а только уронила слезу. Искару старуху стало жаль, и эта жалость проявилась на его лице.
– Больно глаза у тебя добрые, – покачала головой Горелуха. – С такими глазами ты не проходишь долго в Шатунах.
– На мой счет можешь не сомневаться, старая. Я зачат и рожден в медвежьем капище. Есть такое место на Поганом болоте. Если поможешь мне отсюда выбраться – я тебя отблагодарю.
– А разве тебя здесь силой держат?
– Силой не держат, но и добром не отпускают. Мне видение было, чтобы жил своим умом, не слушая советов волхвов и ведуний.
– Может, это видение нечистыми духами наслано?
– Может, и нечистыми, – усмехнулся. Искар, – но на то я и Шатун.
Искар уже целую охапку дров держал в руках, а старуха все подкладывала ему полено за поленом, окаменев лицом.
Пойти против богов в сомнительном деле – это вам не шутка, но, с другой стороны, какое богам дело до старухи, глядишь, и не заметят ее нечаянный промах.
– Хватит, – сказал отрок, – завалила по самую макушку.
Искар пошел первым, осторожно ступая обутыми в кожанцы ногами по гниловатым доскам. Охапка дров была куда как тяжела, но отрока радовало, что несет он ее без всякого труда, не чувствуя боли в затянувшейся ране.
– Завтра чуть свет мы погоним коров на пастбище, – шепнула ему в спину Горелуха. – Стражницы на вежах не углядят, где старуха, а где переодетый отрок.
– Много вас будет? – спросил, не поворачивая головы, Искар.
– Я да Кобылиха, а из девок только Летица и Улица. Если убежишь отсюда, то иди прямо к городцу Листяны. Я тебя там найду.
– И дорогу к схрону покажешь?
– Покажу, не сомневайся, – тихо отозвалась Горелуха. Щек выслушал Искара с большим вниманием. За последние дни он изрядно нагулял жира и даже в плечах раздался, хотя и выглядел еще бледноватым.
– Старушечьей одежонкой я разжился, – усмехнулся Искар, кивая головой на тряпье, заимствованное из ларя в простом жилище.
– Ладно, – кивнул головой Щек. – Кобылиху я беру на себя, а за тобой девки. Коли они поднимут крик, то будет нам от Макошиных ведуний большой взыск.
Ведуний Искар не особенно боялся, но и попадаться не хотелось. Посадят, чего доброго, под запоры, и придется взаперти всю весну куковать. Искару надо обязательно к осени вернуться домой. И хорошо бы не с пустыми руками. На Листянино золото можно будет возвести тын вокруг сельца, прикупить скот, поставить Лытарю новый дом, а то в старом уже тесно, и махнуть в хазарскую столицу. Должен каган взять Искара в свою дружину, чай не рохля Данборов сестричад и не оробеет в битве. И Осташа можно будет с собой прихватить, вдвоем веселее.
Только задремал Искар, как Щек тряхнул его за плечо – пора. День еще не разгорелся, но во дворе уже суетились женки. Кое-как Искар нацепил на себя старушечьи обноски поверх собственной одежды. Щек, готовый уже к выходу, при виде Искара не удержался от смеха:
– Вылитая Горелуха.
– Пошли, – сказал Искар. – После посмеемся.
У входа в хлев Искар едва не наступил в коровью лепешку и тихонько ругнулся сквозь зубы. Летица с Улицей уже погнали своих коров к опущенному мосту, а Горелуха с Кобылихой еще суетились в хлеву. С Горелухой у Искара проблем не было, старуха дала себя скрутить, не издав ни звука. Зато с Кобылихой вышла заминка. Искару пришлось помогать Щеку. Вредная женка извивалась всем телом, отбивалась ногами, успела даже вскрикнуть, а потом вцепилась в Искарову ладонь двумя последними уцелевшими зубами.
– Скажи, какая норовистая попалась, – покачал головой Щек. – Это сколько же с ней было мороки в годы молодые.
Кобылиха пучила в ярости глаза и мычала забитым тряпьем ртом. Щек проверил путы у нее на руках и отпихнул прочь на солому. Искар уже гнал коров из хлева, ободряюще посвистывая.
– Не свисти, – остерег Щек, – а то стражницы на вежах удивятся, с чего это старухи распелись соловьями.
Но на вежах сладко зевали. Никто даже головы не повернул в сторону старух, сноровисто выгоняющих за ворота мычащее стадо. Выскользнув вслед за коровами на волю, Искар почувствовал облегчение. Начало, что ни говори, было удачным.