Шайтан-звезда (Книга вторая)
Шрифт:
Звездозаконник задумался.
– Я уже давно не участвовал в собраниях мудрецов и магов, – признался он. – Ты сам видишь, что мне попросту не до них. И не так уж много мне осталось жить, чтобы тратить драгоценные ночи на пререкания…
Тут он вспомнил, как по милости Хайсагура и Джейран упустил время для наблюдений, так что гулю стоило немалого труда вернуть его к теме их беседы. И оказалось, что Сабит ибн Хатем не знает, мог шейх Абд-ас-Самад на старости лет заняться составлением ядов, или же всемогущие звезды не позволили ему такого безумства.
В конце концов Хайсагур
А когда он проснулся, то его ноги и спина были накрыты краем тонкого ковра без ворса, из тех ковров, что так хорошо делают бедуины, перед лицом стояли миска с сухим козьим сыром, накрытым двумя лепешками, а также чашка с водой, куда Сабит ибн Хатем, по примеру древних эллинских мудрецов, добавлял немного вина.
Хайсагур улыбнулся, не стесняясь открыть свои острые клыки.
Очевидно, то, что связывало их со звездозаконником, было сильнее того, что их разделяло.
– Я написал письмо, которое ты отнесешь в Багдад, в большую больницу у Сирийских ворот, – сказал Сабит ибн Хатем. – Ты поищешь там Сабита ибн Синана, а если не найдешь, то ступай в другую больницу, на холме возле Тигра, где раньше стоял дворец Харуна ар-Рашида, если только ее уже построили. Придешь туда ночью, чтобы правоверные не ужасались твоей скверной роже! И проживешь там, пока невольники моего племянника не узнают для тебя все о шейхе Абд-ас-Самаде ибн Абд-аль-Каддусе ас-Самуди, запомнил? Погоди, не спеши! Я не дам тебе письма, пока ты не заберешь отсюда этого несчастного! Донеси его до ближайшего колодца! Я полагаю, он еще совершит в жизни немало грехов.
Вот как случилось, что гуль Хайсагур, побывав в Багдаде, оттуда отправившись по следу уехавшего шейха в аль-Антакию, оказался в конце концов в своем любимом городе – Эдессе, которую дети арабов называют ар-Руха.
И здесь его ожидало немало удивительного…
– Не думал я, что еще когда-нибудь увижу тебя в Хире, о доченька, – сказал Кабур. – Подожди, я прикажу позвать ад-Дамига, вот уж кто будет рад увидеть тебя! До нас доходили слухи о твоих успехах.
– Я буду рада поклониться ад-Дамигу, о дядюшка! – искренне радуясь встрече, отвечала Шакунта. – Он дал мне больше, чем дали при рождении родители! От них я получила красоту, из-за которой меня преследовали бедствия, а он вложил мне в руки куттары, чтобы я могла обороняться от бедствий.
– Только ли учителем он был для тебя, о доченька? – прозорливо спросил старый купец.
– А разве все остальное было запретно? – лукаво удивилась Шакунта.
Кабур, которого за малый рост и черную кожу арабы прозвали аль-Сувайд, совершенно не изменился за минувшие годы. Уже ко дню первой встречи с Шакунтой он насчитывал не менее шестидесяти весен, а с того благословенного дня прошло почти восемнадцать лет. Но он все еще разъезжал с караванами, торгуя не только дорогим оружием, которое по случаю войны с франками было в особенной цене, но и благовониями, которые его люди закупали на Островах пряностей, и драгоценными камнями с Серендиба, и многим иным.
Собственно, он и явился невольной причиной того, что Шакунта отвыкла от обычной стряпни арабов,
Позднее, старательно изображая стряпуху, она сперва даже не пробовала свои произведения, помня, что много лет назад она готовила точно так же и все ее хвалили. Потом не удержалась, попробовала, ужаснулась – и стала позволять себе несколько кусочков в неделю.
Кабур улыбнулся в ответ и подвинул к гостье блюдо с плодами – сирийскими яблоками, персиками из Омана, султанийскими апельсинами и нарезанным арбузом.
– Наилучшее кушанье – это кушанье, которое сделали женщины, над которым мало трудились и которое ты съел с удовольствием, – произнес он. – Так ведь говорите вы, арабы? Эти плоды разложила женщина, труда они не потребовали, кроме доставки с базара домой, а удовольствие принесут немалое.
Шакунта поблагодарила улыбкой и взяла апельсин.
– Один раз ты оказал мне помощь, о дядюшка, и вот я прихожу к тебе в другой раз, – сказала она. – Знаешь ли, чем окончилось мое дело?
– Я попробую угадать это по твоему лицу, о доченька, – сказал аль-Сувайд. – Очевидно, ты нашла мага, который осведомил тебя о судьбе твоей дочери, и ты отправилась разыскивать ее… и ты ее нашла, но радости это тебе не доставило!
– Она неблагодарна, как… как… – Шакунта не смогла подобрать подходящее слово.
– Как все дети, о доченька, – аль-Сувайд осторожно вынул из ее стиснутого кулака нож, которым она собиралась разрезать апельсин, и сам сделал это. – Вы, женщины, почему-то считаете, что они обязаны быть благодарны, а это не так. И вы страдаете из-за своей ошибки.
Сок спелого плода капнул на мягкую белую рубаху индийского купца. Он поморщился, ибо уважал безупречную белизну одежды, и стряхнул две капельки.
– Получается так, что я не могу выполнить договор! – пожаловалась Шакунта. – И чем же я тогда лучше этого гнусного выпивохи Салах-эд-Дина? Я все ей растолковала, я объяснила ей, что девятнадцать лет своей жизни сражалась за то, чтобы не нарушить верности слову, а она не захотела мне помочь!
– Начертал калам, как судил Аллах, – успокоил аль-Сувайд, протягивая на ладони дольки апельсина. – Если этот договор так много для тебя значит даже теперь, когда ты познала иные радости и иных мужчин…
– А что у меня в жизни есть, кроме этого договора, о дядюшка? – пылко спросила Шакунта. – Мои сыновья выросли без меня, моя дочь не желает меня видеть! А мой внук…
– У тебя есть внук?
– Да, у меня есть внук, мне родила его дочь, и родила от царевича Мервана… – тут Шакунта задумалась.