Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

Коллектив авторов

— Ну и что же, достал ты дурман? — спросили Шарова.

— Как же, достал. Отправился к коновалу Кавалергардского полка. Так и так, говорю, дай мне дурману. «На что тебе», — спрашивает он.

Я ему сказал, что пошутить хочу над приятелем, дескать, усыпить его, а тем временем с женой его полюбез­ничать. У него, мол, бабенка круглая, ядреная. Ну дал мне сонного зелья коновал. Доставил я дур­ман кабатчику Ивану Васильевичу. Тот стал, значит, пробу делать. Настоял осьмушку водки им и дал Спиридонову выпить рюмочку. Выпил Спиридонов и ушел домой. Наутро, глядь, приходит к нам и говорит: «Ну, братцы, ни черта не стоит ваш дур­ман. Не действует! Я как лег, так и встал…». Иван Васильевич на меня пенять стал: «Какой же это дурман? Что же я с таким зельем поделаю с Шахворостовым?»

Далее Шаров

рассказал, что кабатчик Иван Васильевич Калин все же не оставил мысль «попотчивать сей настойкой» врага своего — Шахворостова. Но это было не так-то легко: Шахворостов был весьма осторожным клиентом питейного заведения Калина, пил только одну рюмочку перцовки. А, как на грех, настойка своим мутным зеленоватым цветом совсем не походила на перцовку! Как быть? Пробовали было сеи джентльмены затащить Шахворо­стова в какое-нибудь другое заведение, чтобы там незаметно угостить беднягу своим «дурманным» зельем, но и это им не удавалось.

— Скажи, — спросил я Шарова, — почему сиделец питейного заведения Калин так упорно желал одурманить Шахворостова: действительно ли для того, чтобы только его «поучить», или же для какой-либо иной цели? Ну, например, для того, чтобы его ограбить?

— Не знаю точно, ваше превосходительство, но так полагаю, что и на деньги, может, его зарился, потому покойный Шахворостов слыл в больших деньгах.

— Так, стало быть, вы попросту убить и ограбить его желали? — строго сказал я.

Шаров промолчал.

— Да, ваше превосходительство, не буду таиться... Действительно, когда не удалось нам опоить зельем Шахворостова, стали мы искать какой иной способ порешить с ним, ограбить его. И, мой грех, я пер­вый надоумил компанию нашу так поступить: зама­нить Шахворостова в местность Мятлевских дач, которую я хорошо знал, а там его и убить.

— И вы так и сделали?

— Так и сделали.

— Расскажи же подробно, как вы, изверги, совер­шили ваше преступление.

— Как-то раз зашел в питейное заведение покойничек. Мы четверо: я, Иван Васильич Калин, Спиридонов и подручный Егор Денисов начали предлагать ему место, говоря, что близ Мятлевских дач, в Лиговском парке, требуется, дескать, человек опытный, знающий, для присмотра за рабочими. «Жалованье чудесное тебе дадут!» — уверяли мы. Раз­горались глазки у Шахворостова. «Что ж, — говорит, — братцы, я согласен. Поедемте. Вот только домой за аттестатами схожу». И ушел. А мы радоваться начали: вот когда, мол, попался ты на удочку! Это почище дурману будет!.. Вернулся скоро Шахворостов. Отпра­вились мы все на Петергофский вокзал и поездом в десять часов утра поехали на Лигово. Я поехал в другом вагоне, а Шахворостов ехал вместе с Калиным, Спиридоновым и Денисовым.

— Почему же ты ехал отдельно? — спросил я.

— Чтобы не попадаться на глаза Шахворостову, — ответил Шаров. — Он, так вам скажу, недолюбливал меня, подозрительно ко мне относился...

— Что же, вооружены чем-нибудь вы были?

— У Ивана Васильевича Калина нож был. Когда Шахворостова пригласили ехать в Лигово, он вынул нож складной, с черным черенком, и остро-преостро наточил его на бруске. Все о ноготь свой пробовал, остро ли нож режет... Когда приехали мы в Лигово, то они повели Шахворостова к Кушелевой даче, я же, хоронясь, издали за ними следовал. Смотрю: повернули они все в лес... Я тайком за ними. Иду тихо, осторожно, словно зверя какого выслеживаю. Вот как, примерно, на охоте, когда облаву устраивают. Только скрылись они от моих глаз — в густоту лесную, должно, зашли. Прошло, примерно, минуты две. Вдруг страшный крик донесся до меня. Хоть и ожидал я, ваше превосходительство, такое окончание дела, а все же, поверите, от крика этого словно очумел. Таково жалостно закричал Шахворостов, ну вот словно из него жилы вытягивали! Бросился я бегом туда, откуда крик раздался. Прибежал, смотрю: лежит это Шахворостов уже уби­тый, зарезанный, а кровь из раны так и льет, так и льет! Руками-то, бедняга, еще как будто землю роет, а Иван Васильевич, Спиридонов да Денисов на него хворост да древесный сор сыплют... Когда я прибежал туда, вдруг все всполохнулись: близко, совсем близко послышался звук лошадиных копыт. Бросились тогда все наутек. Побежал и я. Смотрю: на дороге лежит сумка, черная, клеенчатая. Схватил

я ее и еще пуще побежал. Выбежав из леса, остановился передохнуть. Как раз в эту минуту по дороге, в саженях примерно пятидесяти от места убийства, проезжал английский посланник. Я сразу узнал его, по­тому у господ наших всего насмотрелся. Когда ка­рета проехала, дошел я до речки и выкупался. Больно уж жарко да и не по себе мне было. Выкупавшись, пошел я по шоссе пешком в Петербург, куда и прибыл около семи часов вечера. Как пришел, прямо направился в заведение Ивана Васильевича, отдал ему сумку и выпил осьмушку водки. Потом в баню отправился. Из бани вернулся в заведение и спраши­ваю Кабина: а сколько, примерно, в сумке капиталов находится? «Шестьсот рублей» — отвечает Калин. На другой день пришел я к нему и говорю: «Ой врешь, Иван Васильевич, не может того быть, чтобы у Шахворостова так мало денег было.». А Калин тогда засмеялся и сказал, что он пошутил, что денег оказалось шесть тысяч.

— Сколько же ты получил из них за свою облаву? — спросил я Шарова.

— Не много, — с горечью и досадой в голосе ответил он. — Он сразу после убийства стал выпрова­живать меня и Спиридонова из Петербурга. «Уезжайте, — говорит, — куда-нибудь, а то ведь, дурачье, проболтае­тесь». Он дал всего тридцать рублей. Поехал я в Москву. Пробыл я там около трех месяцев. Оттуда писал Калину о нужде моей, но он ничего мне не прислал. Вернувшись в Петербург, стал наведываться к нему. В первый раз дал он мне всего 8 рублей, а потом выдавал все по грошам, когда тридцать, когда двадцать копеек.

— Сколько всего было денег в сумке Шахворостова? — допытывались у Шарова.

— Спиридонов перед моим отъездом в Москву рассказывал мне, что Калин в сумке зарезанного нашел более тринадцати тысяч.

На основании показаний Шарова все соучастники этого варварского злодеяния были разысканы и аре­стованы.

Я вздохнул свободно. Одним раскрытым преступлением было больше в мрачной и кровавой уго­ловной хронике. Кровь убиенного нашла себе отомщение.

МЕРТВАЯ ПЕТЛЯ

Это дело было в 1870 году. Весь Петербург был страшно взволнован двумя таинственными и страш­ными преступлениями, причем общественное мнение было особенно заинтриговано и напугано однородностью этих убийств. И в первом, и во втором убийствах орудием преступления явилась мертвая петля.

В Петербурге стали ходить тревожные слухи о том, что появились какие-то таинственные убийцы-удушители, с поразительной ловкостью набрасывающие мертвую петлю на шеи своих жертв.

Наше общество, зачитывающееся уголовными рома­нами, английскими и французскими, было настроено, так сказать, мистично-уголовно. В любом запутанном и сложном преступлении ему представлялись особые скрытые ужасы, рисовались образы полулегендарных «героев-убийц», рисовалась картина «правильно организованной корпорации рыцарей крови и ножа».

Это было трудное и ответственное время для нашей сыскной полиции. Взоры всего общества с надеждой и верой при всяком преступлении обращались на нас, настоятельно требуя немедленного распутывания уголовного клубка. И мы, чтобы не обмануть общественного доверия, должны были быть действительно на высоте нашего призвания, быть особенно энергичными, прозорливыми, быстрыми при разрешении труднейших криминальных происшествий.

К числу этих, безусловно, запутанных и темных происшествий должны быть отнесены и дела со страш­ной «мертвой петлей», которая навела панический страх на петербургских обывателей.

Ранним утром 25 ноября городовой Анцев, обходя Семеновский плац, нашел посреди плаца труп неизвестного мужчины, лежащий на снегу вниз лицом. Руки несчастного были вытянуты вдоль туловища. Го­родовой немедленно сообщил в квартал о страш­ной находке. При осмотре трупа врачом и местной полицией было обнаружено, что на шее покойного на­ходится туго затя­нутая так называемая «мертвая петля». Эта петля была сделана из крепкой бечевки. В кармане была найдена колода засаленных карт и не­сколько иголок. При более тщательном осмотре трупа на среднем пальце правой руки покойного были усмо­трены наколы, по-видимому от иголки.