Шекспир и его смуглая леди
Шрифт:
Но вопрос подопечного стоило прояснить.
— Что как? — полюбопытствовал.
— В смысле — хорошо у меня вышло или плохо?
— Первый акт? Да что там хорошо? Гениально!
Смотритель не стал жалеть эпитета, тем более что текст, написанный Уиллом, как уже сказано, хоть и отличался от канонического, от вошедшего в «Великое фолио», от знаемого в двадцать третьем веке, но был предельно близок к нему. Уже сегодня близок. А о возможных последующих переделках тоже упоминалось.
— Я серьезно, — не поверил эпитету Уилл.
— И я не шучу, — вполне серьезно ответил Смотритель. — Ты написал прекрасный первый акт, персонажи у тебя живые, объемные, текст тугой, а второй акт, уверен, выйдет еще лучше, потому что я уже слышал кусочек из него — ну, слова Катарины… Могу себе представить, что будет завтра.
— А будет завтра?
Складывалось ощущение, что Уилл, обретший ту самую яркую и умную игрушку, готов был играть в нее по правилам дарителя (за закрытой дверью), но не был уверен, что даритель однажды ее не отнимет. Или — что она не сломается.
— Будет и завтра, и послезавтра, и годы впереди, — вполне искренне утешил его Смотритель, потому что утешение было не пустой фразой, но чистой правдой. — Ты ж не дурак, Уилл, ты ж должен понимать, что создать такого Потрясающего Копьем… кстати, твоя придумка, молодец!., который жил бы не день или год, а черт-те сколько… ну, может, сто лет, а может — полтыщи!., создать такого и обмануть весь мир — это, брат, стоит пары десятков лет нашей с тобой ценной жизни.
А почему ты считаешь, что ПК… — он вольно сократил имя до удобной аббревиатуры…
(что лет эдак через триста станет считаться прерогативой жителей Нового Света, американцев, любителей сокращать язык Шекспира устно и на бумаге до малопонятного минимума. А оказывается, и в шестнадцатом веке, и в метрополии имели место любители. Тот же Шекспир вот)…
притормозил от неожиданности, как бы прислушавшись к новоязу, сам себе кивнул согласно, повторив для закрепления: — что ПК будет жить так долго? Ну, мне это по душе. Тебе нравится. Ну, еще кому-то понравится, Бербеджу, например… поставит спектакль… А если народ на него не пойдет? Или пойдет и освистает? А если лорды… ты же их знаешь, они у нас такие театралы… если они не оценят? Они ж мастера кривить рожи…
— Считаю, — сказал Смотритель. — Я вообще хорошо считаю. В уме. И что у меня получается в итоге счета?..
— Что? — насторожился Уилл.
— Успех….
Смотритель был категоричен, хотя понятия не имел, как примет публика грядущий спектакль, поставленный (ну, Бербеджем, ясное дело) по грядущей пока пьесе никому не известного автора, прикрывшегося воинственным псевдонимом, так похожим на простую фамилию парня из провинциального Страдфорда.
Более того, этот парень и доставит ее Роберту Бербеджу. А подвернувшийся к месту граф Монферье, который лениво и мимоходом заглянет в скверно накорябанные страницы, ухватит на лету тонкий шарм написанного, бросит что-то вроде: как легко! как блистательно! успех гарантирован! — и пойдет мимо, а Бербедж не сможет не задуматься над мнением высокородного театрала и…
Ну, что «и» — легко додумать.
Завтра с утра жду тебя в моем доме, — сказал Смотритель Шекспиру. Не удержался от подколки: — Ты спросил: будет ли завтра? От тебя зависит, моп cheri, не опаздывай и не надирайся накануне.
Избави бог. — Уилл даже передернулся. — Ты же видел: одна кружка темного — и все. Теперь — только так.
Хотелось бы верить, все же скептически подумал Смотритель. Ему и вправду очень хотелось верить в то, что подопечный перестанет вести, мягко выражаясь, рассеянный образ жизни и сосредоточится на творчестве. С помощью графа Монферье, разумеется. Более того, отлично зная все вошедшее в Великое Фолио, Смотритель не сомневался в желаемом конечном результате своей работы в мире Шекспира. Но вот путь к нему… Он, подозревал Смотритель, вряд ли будет для него усыпан розами, а если и будет, то шипов в них обнаружится — несчитано.
А планы на вторую половину дня приходилась менять на ходу.
Смотритель собирался верхом отправиться в не слишком далекий Кембридж и навестить там своих недавних новых приятелей — двух друзей не разлей вода — Роджера Мэннерса, пятого графа Рэтленда, и Генри Ризли, третьего графа Саутгемптона, которые имели удовольствие в этом году завершать учебу в колледже Тела Христова. Но такое путешествие займет, как минимум, два-три дня, а как уедешь, если обещал подопечному Завтра? Нельзя. Непедагогично. Поэтому придется конный визит к милым мальчикам отложить на пару дней, подарить Уиллу Завтра и, если понадобится, Послезавтра, чтобы он завершил начатое, чтобы строптивая Катарина была наконец укрощена. А сейчас Смотрителю вполне разумно навестить философа и естествоиспытателя, некоего Фрэнсиса Бэкона, человека в нынешней Англии известного и, к радости графа Монферье, пребывающего ныне в Лондоне.
Что и сделал немедленно, если не считать часа, потраченного на то, чтобы завернуть домой и поменять черное с золотом на более удобное для жизни одеяние. Ну те же чулки, ну тот же берет, но джеркин — легкий, из тонкой мягкой ткани, темно-фиолетовый, практически без шитья, лишь по вороту и линии застежек шли неширокие полосы ткани черного цвета, легко прошитой золотой нитью. И — никаких жабо! Белый кружевной отложной воротник рубахи, выпущенный на круглый ворот джеркина, — все. Даже цепи не надел. А ведь с Бэконом он собирался встретиться не у того в доме, а на так называемом в родной графу Монферье Франции soiree, которое устраивал сам всемогущий Уильям Сесил, лорд Берли, первый министр Ее Величества королевы Англии и Ирландии Елизаветы.
Повод для soiree? Да никакого повода! Так, соберутся интеллигентные люди высоких родов, чуть выпьют, чуть закусят («чуть» — понятие широкое, легко трактуемое) и поговорят неспешно… о чем?., скажем, о правоте постулата, утверждаемого как раз Бэконом: tantum possumos quantum scimus, что в переводе с языка древних римлян означает: возможно лишь то, что известно. Или еще проще и привычнее: знание — сила.
Так считал весьма прагматичный для своего века Бэкон, это отстаивал в своих выступлениях (устно) и публикациях (письменно). Природа, утверждал он, есть вселенная, которую человек не просто должен последовательно и настойчиво познавать, но и стремиться покорить, занимаясь наукой. Опыт — источник познания, а метод познания — индукция, ибо… (объяснение «ибо» — в вышеприведенной латинской цитате).
Кстати (или некстати — судите сами), даже умер философ, простудившись зимнею порой, когда проводил опыты по консервации куриных трупиков путем замораживания их в снегу. Так что прав и будущий гений, который скажет: опыт — сын ошибок трудных. Смерть — какая ошибка может быть труднее!
Но до того опыта было еще очень далеко, а пока лет-то философу исполнилось всего — тридцать два, в январе и стукнуло, как знал Смотритель, то есть граф Монферье был почти ненамного моложе большого человека, но Бэкон — это ого-го, это большая шишка на и без того довольно шишковатом месте…