Шекспир и его смуглая леди
Шрифт:
Не пугать, нет, вряд ли они испугаются. Да и чего пугаться? Посмеются или поморщатся и сожгут: бумага горит легко. Но Игра, начатая днем раньше в «яме» театра Джеймса Бербеджа, продолжилась сегодня этими анонимными письмами — вроде бы пустыми, да, но… Именно что «но»! Слух пущен, слух будет обрастать подробностями, к созданию Мифа станет присоединяться все больше желающих, однако никто никогда не узнает истины.
Так должно быть, знал Смотритель. Но появление Елизаветы в сюжете Мифа очень его настораживало. В общем-то беспричинно: автором больше, автором меньше — Миф не меняется. И все же опять — «но», этакая заноза в пальце…
Тимоти
Смотрителю нравилось слушать, как они это делают, но он также понимал, что сейчас, когда дух Мифа о Потрясающем Копьем выпущен из бутылки, полезнее было бы ему (крестному отцу и духа и Мифа) покрутиться там, где оный дух… что делает?., витает, наверное. Но — увы. Никто в далекой Службе Времени пока не сочинил какого-нибудь приспособления (аппарата, инструмента, пульта) для управления процессом менто-коррекции на дальнем расстоянии. А стало быть, хочешь, чтобы Шекспир творил, сиди неподалеку, контролируй процесс, пока обретенная мозгом абсолютно новая для него функция не перестанет нуждаться в подпитке извне.
Судя по стремительно несущемуся процессу творчества, где Смотритель уже позволяет отпускать объект из-под жесткого контроля, ослаблять менто-связь, а то и вовсе (ненадолго пока) выходить из нее, судя по вообще неподконтрольно сочиненному сонету, подпитывать придется не так уж и долго. Хотелось бы надеяться.
А вот Елизавете менто-коррекция не нужна, и Смотритель ей тут не помощник, но она — лишь часть Мифа, и уж вовсе не видимая его часть…
(а также непредвиденная, нежданная, непонятная)…
своего рода подводная часть айсберга. Смотритель предполагал, что никакой подводной части у него нет и быть не должно, а Елизавета его предположения разрушила. Как там у Екклесиаста: умножая знания, умножаем скорбь. Как бы подводная часть и вправду не оказалась больше надводной…
А что здесь вообще над водой? Только тексты, они — реальность, а все остальное — Миф. А Миф нельзя проверить — в него можно только верить без оглядки. Или не верить. Как, впрочем, и случится впоследствии. Но неверующих — жаль. Они плодятся, как опята на пне, что-то выискивают, вынюхивают, тщатся доказать. Зачем? Какая разница грядущим читателям Шекспира, кто действительно написал «Гамлета» или «Отелло»? Ну, яйцеголопые умники сочинят очередную версию: мол, под брэндом «Потрясающий Копьем» на самом деле выступал… кто? да кто уж не выступал! Фрэнсис Бэкон. Роберт Честер. Роджер Мэннерс, пятый граф Рэтленд. Так называемые «поэты Бсльвуарской долины» — всем скопом, то есть все, кто окружал Рэтленда, кто бывал в его замке Бельвуар… Да что перечислять! Даже сама Великая Бетт, сама королева Елизавета подозревалась в авторстве очередными умниками!.. И что все это дало миру? Да-да, именно миру, а не кучке ученых мужей (и жен), которым непременно надо вызнать, что появилось раньше — курица или яйцо?
Так вот ответ: миру это не дало ни-че-го! И очередная юная красавица из очередной генерации читателей (и красавиц) берет в руки томик с «Ромео и Джульеттой» и, как все ее предшественницы, плачет над судьбой влюбленных. А на обложке томика — Шекспир. Кто такой? Да никто. Конь в пальто. Просто Шекспир. И «Отелло» — Шекспир. И «Король Лир» — Шекспир. Да все из Великого Фолио — просто Шекспир. Плюс сонеты — тоже Шекспир. И всем, кто все это читает, перечитывает, смотрит в театрах или в сети — всем глубоко плевать на то, кто стоит за именем автора.
Вон, кока-колу люди уже три века пьют. А кто знает (или, точнее, кому интересно узнать) имя изобретателя напитка? Или имена-фамилии очередных владельцев контрольного пакета акций корпорации? Может быть, конкуренты знают. Или узкие специалисты по безалкогольным напиткам. Но не потребители. Эти просто жажду утоляют. То есть «Кока-кола» для них — это брэнд. И «Шекспир» — брэнд.
Сравнение, допускал Смотритель, не очень корректное, зато — убедительное.
А шекспироведов, кстати, тоже никто не читает. Кроме других шекспироведов.
К слову, о «других шекспироведах».
Помнится, есть такой анекдот. С очень длинной бородой. Стоит папа с маленьким сыном в зоопарке у вольера с бегемотами. Сын спрашивает: «Папа, а этот бегемот мальчик или девочка?» Папа не успевает ответить, как в разговор вмешивается (естественно!) старый еврей. «Мальчик, — говорит он, — это должно быть интересно только другому бегемоту». Разве не логично?..
И еще к слову — о задающих вопросы детишках. Ну уж лет триста прошло с тех вредных пор, как взрослые убедили детей в том, что Санта Клауса не существует. И кому от этого, с позволения сказать, знания стало легче жить?.. То-то и оно.
А все, что делает в шестнадцатом веке Смотритель, называется «коррекцией Мифа». Чтоб, значит, «другие шекспирове-ды» не слишком зарывались, поскольку Миф — живехонек, а бегемоты по-прежнему размножаются старым проверенным способом.
Смотритель мог себе позволить отвлечься от процесса создания четвертого акта, поскольку «Час X», то есть встреча с «кембриджской четверкой» намечалась на завтра…
(и уж три-то полноценных акта он выложит перед ними на стол в трактире «Пчела и улей» ровно в полдень. А может, и четвертый к тому времени подоспеет)…
а четвертый акт у Елизаветы с Уиллом…
(отметил: Елизавета — уже первая в «перечне», оговорка по Фрейду)…
все больше прозой выкладывается, что менее увлекательно. Хотя так — в канонической версии. Проза у Шекспира тоже хороша, но Смотритель больше любил поэтическое творчество Великого Барда. Поэтому, как уже говорилось, держать-то Уилла «на крючке» он держал, но включался в процесс только на любимых сценах. Так они и проходили перед ним — фрагментами…
Вот — ужин в доме Петруччо и Катарины. Очередное его издевательство над женой. Иначе — акт укрощения строптивой.
— Садись же, Кэт. — Уилл закончил записывать проговоренный кусок и начал играть следующий. — Ты голодна, конечно. Прочтешь молитву или мне читать?.. — В сторону, невидимому слуге: — Барашек это? — Мерзким голосом (таким он представлял себе безымянного слугу, который — по тексту! — только что уронил кувшин с водой и был бит — виртуально) ответил себе: — Да. — Своим голосом: — Кто подал? — Мерзким и уже испуганным: — Я. — Своим и хамским (причем хамство наигрывал — для Катарины): — Он подгорел! Все на-чи-сто сгорело. Ну что за псы!.. А где мошенник повар? Как смели вы из кухни принести и нам подать к столу такую мерзость?.. Долой ножи, тарелки — все убрать!.. Лентяи! Бестолковые рабы!..