Шели. Слезы из Пепла
Шрифт:
Так странно смотреть на них и понимать, какие уже взрослые, ведь для меня прошло так мало времени. Но время Мендемая и мира смертных слишком отличается. Я думала о том, что когда-нибудь решусь увидеть их в живую…Но понимала, что могу разрушить их жизнь, изменить её до неузнаваемости этим вмешательством. Все на своих местах. Они были нужны там, а я здесь и мое место в этом мире.
Я снова посмотрела на Аша, который поднял дочь на руки, и сделал с ней несколько шагов по направлению к веранде.Я знала, что каждый шаг дается ему с трудом,
На эльфов я выступила сама, с нашей армией. Тогда еще мой живот был почти не заметен, и я снова была в седле с мечом за спиной, пришпоривая скакуна и срывая голос в командах своим воинам.
Я шла на Тартос за Арисом. Я верила, что найду моего мальчика.
Мы одержали ошеломительную победу над остроухими и Балмест был вынужден сдаться. Когда я стояла в большой зеркальной зале дворца Эльфов напротив поверженного короля в надежде, что он вернет мне моего сына, тот сказал, что впервые слышит о ребенке.
Его пытали, а меня рвало прямо на зеркальный пол великолепной залы с зеленью и фонтанами, когда мои инквизиторы вытягивали с него кишки и отрезали куски кожи, но ублюдок так и не сказал, где мой мальчик. Потому что действительно не знал. Я потеряла Ариса. Иногда я думала о том, что слишком сильно хотела, чтобы выжили те дети, настолько сильно, что в глубине души была готова пожертвовать этим сыном ради тех двух. Словно меня подслушали и вернули мое прошлое, взамен на жизнь Ариса. И я опять не могла о чем-то сожалеть, только оплакивать потерю и верить, что он все же жив и когда-нибудь мы встретимся.
Дворец Эльфов разнесли до последнего камня. Не осталось даже фундамента.
Над шахтами развевалось знамя Аша.
Когда я вернулась в Огнемай, мой демон сделал свои самые первые шаги мне навстречу. Без поддержки и помощи.
Забрызганная черной эльфийской кровью, грязная, уставшая, я плакала у него на груди, а он гладил меня по волосам и просил простить его. Впервые за все это время. Впервые за все время, что мы вместе.
Я давно простила. Наверное, еще тогда, когда увидела, как он идет ко мне по мертвому, отравленному озеру. И его ноги дымятся, пока их разъедает хрусталь.
Сейчас он сжимал в объятиях нашу дочь, и ее темные волосы развевались на ветру, смешиваясь с его шевелюрой. Одного и того же цвета.
Я закрыла ящик стола и подошла к ним, обняла Аша со спины, прислоняясь к ней щекой, закрывая глаза от наслаждения — вот так просто прикасаться к нему и быть
— Мама, смотри, зима кончилась. Снова видно солнце. Папа обещал, что когда сойдет снег, он отвезет меня в горы.
Она давно кончилась, мое персональное солнце слепило меня счастьем каждое утро. Счастьем с оттенком горечи и слезами из пепла потерь и воспоминаний.
— Упрямый маленький ублюдок довольно силен. Посмотри, какие у него зубы, Шенгар, а мышцы. Война у него в крови. Это говорю тебе я. Ибрагим.
Демон усмехнулся, сверкая острыми зубами и трогая черноволосого, грязного парнишку в ошейнике за плечи.
— Худой и немощный. Сдохнет при первой же тренировке. А ты слишком долго продавал шлюх, чтобы помнить, какими должны быть гладиаторы.
— Он демон-воин, а перекупщик явно об этом не знал, подобрал пацана полуживого или эльфы избавились от него, или он сам сбежал.
Шенгар снова перевел взгляд на мальчишку и схватил за острый подбородок, изучая цепким взглядом работорговца и владельца огромной гладиаторской школы неподалеку от Арказара.
— Демон, говоришь? Слишком немощный и мелкий. Звереныш.
— Демон. Инкуб. В этом возрасте способности дремлют, как ты знаешь. Для боев самое оно. Вырастишь смертоносного убийцу на потеху знатным семьям. Мендемай разрастается, слишком долго утопал в войнах. Скоро они захотят зрелищ, и этот звереныш станет одним из лучших. Попомни мое слово.
Шенгар дернул за цепь, заставляя мальчишку подойти еще ближе к низшему демону и посмотреть в желтоватые глаза, похожие на мокрый песок.
— Как тебя звать?
— Никак.
Огрызнулся паренек и получил по зубам рукоятью плети.
— Еще раз спрашиваю, как тебя звать, щенок?
— Никак, — все с той же упрямой дерзостью, сплевывая черную кровь.
Удары хлыста посыпались на его спину, голову, пока Ибрагим не перехватил руку Шенгара.
— Хватит. Не порть товар, Шен.
— Это не товар, а упрямая падаль, которая завоняется, если не покорится!
Пнул мальчишку сапогом и вышел из сарая. Инкуб склонился над ребенком и протянул ему флягу с водой, но то выбил ее из рук управляющего, а инкуб захохотал в голос, а потом склонился и схватил парнишку за волосы.
— Ты раб! Хочешь жить — умей управлять своей спесью, и когда-нибудь добьешься славы…а, может, и свободы. А хочешь сдохнуть — я устрою тебе это прямо сейчас.
Выбирай!
Мальчишка дернул головой, сбрасывая руку Ибрагима, поднял флягу, осушил до дна и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Когда-нибудь я не дам тебе даже этого выбора.
Серьезно сказал он, и серо-голубые глаза сверкнули в полумраке. Инкуб снова расхохотался… и, дернув за цепь, заставил мальчишку упасть на колени.
— До этого «когда-нибудь» надо дожить.