Шелкопряд
Шрифт:
Робин не отвечала. От голода Страйк не удержался и надорвал целлофановую упаковку ее подарка, чтобы вытащить из корзины плитку шоколада.
– Тут вот какая штука, – нарушил молчание Страйк. – В «Бомбиксе Мори» Куайн намекает, что Чард – гей. По крайней мере, я так понял.
– Ну-у-у, – без выражения протянула Робин. – Неужели ты принимаешь за чистую монету все, что он написал в этой книжке?
– Судя по тому, что на Куайна хотели напустить юристов, Чард не на шутку всполошился, – сказал Страйк и положил на язык большой кусок шоколада. – Не забывай, – проговорил он с набитым
– В творчестве Куайна есть сквозная тема: сексуальная амбивалентность, – сказала Робин, и Страйк, не переставая жевать, изумленно поднял брови. – По пути на работу я забежала в книжный магазин и купила «Прегрешение Хобарта», – объяснила она. – Это роман про гермафродита.
Страйк чуть не подавился.
– Видно, Куайн на этом зациклился: в «Бомбиксе Мори» тоже есть подобный герой, – отметил он, изучая обертку шоколадки. – Произведено в Мальоне. Это на побережье, к югу от тех мест, где я вырос… И как тебе «Прегрешение Хобарта» – сильная вещь?
– Если бы не убийство Куайна, я бы бросила после первых десяти страниц, – призналась Робин.
– Стало быть, лучший способ увеличить продажи – это грохнуть автора.
– И тем не менее, – упрямо стояла на своем Робин, – не стоит верить всему, что Куайн пишет об интимной жизни других людей, поскольку его персонажи могут совокупляться с кем – и с чем – угодно. О нем есть статья в Википедии, я посмотрела. У него во всех книгах герои постоянно меняют половую принадлежность и сексуальную ориентацию.
– В «Бомбиксе Мори» – то же самое, – промямлил Страйк, вторично набив рот шоколадом. – Вкуснотища, хочешь попробовать?
– Я вроде как на диете, – загрустила Робин. – К свадьбе нужно похудеть.
С точки зрения Страйка, ей вовсе не требовалось худеть; он промолчал, когда она отломила квадратик шоколада.
– Я все время думаю, – смущенно призналась Робин, – о личности убийцы.
– Мнение настоящего психолога всегда ценно. Продолжай.
– Я не настоящий психолог, – усмехнулась Робин.
У нее не было университетского диплома. Страйк никогда не спрашивал, почему она недоучилась, а сама Робин не рассказывала. Это их объединяло – неоконченный курс наук. Страйк бросил университет, когда потерял мать, умершую от сомнительного передоза; возможно, поэтому ему казалось, что в семье Робин тоже произошел какой-то трагический случай.
– Не могу понять, почему его убийство напрямую связывают с этой книгой. С одной стороны, здесь действительно просматривается умышленный акт мести и злобы: желание показать, что Куайн получил по заслугам за свою писанину.
– Вполне возможно, – согласился Страйк, которому от шоколада еще больше захотелось есть; протянув руку, он достал с соседнего столика меню. – Я, пожалуй, закажу стейк с картофелем фри, а ты?
Робин выбрала первый попавшийся салат и, щадя колено Страйка, опять подошла к стойке бара, чтобы сделать заказ.
– Но с другой стороны, – продолжила Робин, вернувшись на свое место, – копирование заключительной сцены
Она старалась говорить без эмоций, словно об отвлеченных материях, но перед глазами у нее стояли фотографии трупа: черная полость в середине торса, выжженные впадины вместо рта и глаз. Робин понимала, что от этих мыслей она, скорее всего, напрочь лишится аппетита и, кроме того, не сумеет больше скрывать свое потрясение от Страйка, который буравил ее опасно-проницательным взглядом черных глаз.
– Не нужно стесняться признать, что от этого дела тебя вот-вот вырвет, – проговорил Страйк, дожевывая плитку шоколада.
– Чепуха, – машинально солгала Робин. А потом: – Нет, ну конечно… То есть… зрелище действительно было жуткое…
– Это точно.
Окажись рядом парни из Отдела специальных расследований, он уже давно сыпал бы шуточками по поводу изувеченного трупа. Страйк хорошо усвоил этот густо-черный юмор – единственный способ не сойти с ума на такой работе. Но у Робин пока отсутствовал профессиональный панцирь бесчувственности, о чем наглядно свидетельствовал теперешний разговор о человеке, у которого вырезали кишки.
– Мотив – это сволочная штука, Робин. В девяти случаях из десяти ты сначала выясняешь кто и лишь после этого – зачем. Лучше сразу рассмотреть соотношение средств и возможностей. Я лично считаю, – он отхлебнул пива, – что в этом деле замешан некто с познаниями в медицине.
– В медицине?..
– Или в анатомии. Там чувствуется рука профессионала. Другое дело, если бы Куайна изрубили на куски, чтобы вытащить внутренности, но я не заметил ни одного фальстарта: разрез сделан чисто, уверенно.
– Да, – подтвердила Робин, из последних сил сохраняя объективный, клинический тон. – Это правда.
– Если, конечно, мы имеем дело не с маньяком от литературы, который нашел для себя ценное пособие, – вслух размышлял Страйк. – На первый взгляд такая версия притянута за уши, но как знать… Если Куайна связали и накачали мощными препаратами, то дальше человек с железными нервами мог устроить себе урок анатомии…
Робин не выдержала.
– Я знаю, ты всегда твердишь: «Мотив – это для адвокатов», – с нотками отчаяния в голосе сказала она (за время их совместной работы Страйк и в самом деле не раз повторял этот тезис). – Но сейчас в порядке исключения послушай меня. Убийца вполне мог просчитать, что разделаться с Куайном так, как сказано в книге, будет целесообразнее всего – в силу какой-то причины, перевешивающей очевидные недостатки описанного способа…
– И в чем они заключаются?
– Ну, например, – сказала Робин, – в том, что провернуть столь безупречное убийство технически сложно, а также в том, что круг подозреваемых будет ограничен теми, кто читал книгу…
– Или в подробностях знает ее содержание, – подхватил Страйк. – Но ты сказала «ограничен», а я думаю, что круг этих лиц очень широк. Кристиан Фишер постарался ознакомить с содержанием романа всех, кого только возможно. В издательстве «Роупер Чард» рукопись хранилась в сейфе, к которому имела доступ чуть ли не половина сотрудников.