Шеллшок
Шрифт:
Она заговорщицки посмотрела на меня, в то время как Пол возвел глаза к потолку и глубокомысленно заморгал. Теперь от него не отвяжешься, подумал я с досадой. Пол тем временем еще ближе наклонился к Кей и промурлыкал:
– Кстати, меня зовут Пол Энсон. Я живу дверью рядом. Мне было бы очень приятно, если бы вы звали меня просто Пол. Или же как-нибудь заглянули ко мне. А пока мне бы хотелось посоветовать вам…
Тут я не утерпел.
– Кей, этот тип, пытающийся ухватить тебя за одно место, как собака Баскервилей, забыл сказать, что он – доктор Пол Энсон. А забыл он это сказать потому, что боится лишиться своей
– Фи! Фу! Фа! – насмешливо воскликнул Пол, стараясь казаться красивым, умным и снисходительно-ироничным одновременно, что ему почти удалось. – Этот недотепа уже пытается встрять между нами, интеллигентными людьми. Тебе не кажется, что он тут лишний, дорогая?
Мне почему-то до смерти захотелось стереть эту наглую улыбочку с его смазливого лица. Но тут Кей как-то странно улыбнулась и, взглянув ему прямо в глаза, проговорила с убийственно-мягкой иронией:
– Пол, душа, он перестанет дурить, когда узнает, что мы чудесно переспали с тобой прошлой ночью. И… что это была наша первая брачная ночь. – После паузы она его добила. – Жаль только, что ты оказался таким слабаком, что я вынуждена была подать на развод сегодня утром. Я пришлю тебе твои трусы по почте. Может быть, в них тебе повезет с какой-нибудь другой… или другим.
Какое-то время Пол выглядел так, что я засомневался, что ему вообще когда-нибудь с кем-нибудь повезет. Он раскрыл варежку, да так и остался, не найдя, что бы ответить. Отвалил челюсть до упора и медленно вернул ее на место, как поднимают подъемный мост. Постепенно с его лица исчезла снисходительность, затем превосходство и, наконец, пропала вся его смазливость.
Он запоздало нашелся и произнес с родовой потугой на юмор:
– Извини, любовь моя, я всю ночь терзался страхами за наказание, что ждет меня на Страшном суде за многоженство. – Теперь к нему вернулся весь его апломб. – Кажется самое время откланяться. На этот раз ты уложила меня, Кей. Прими мои поздравления.
Он встал, чопорно раскланялся перед Кей, небрежно кивнул мне и вышел.
Я с неподдельным восхищением посмотрел на Кей и сказал:
– Кей, детка, ты можешь отбрить кого угодно, если захочешь.
– Отбрить нахала нетрудно, – улыбнулась она. – Я обошлась с ним благосклонно, потому что он твой друг.
– В любом случае ты была неподражаема.
– Ты меня еще не знаешь, Шелл. Надеюсь, у тебя найдутся джин и вермут?
Такой резкий переход застал меня врасплох.
– Джин и вермут? Ну, конечно. У меня даже есть лучок и оливки. И мороженый перчик. Я как раз держу их для подобных случаев.
– Тогда не приготовишь ли нам коктейли? Сколько мы прокутили у Пита? Кажется, всего два?
– Точно.
– Как там говорится? Третий под столом…
– А четвертый…
Я многозначительно улыбнулся, поскольку старый, несколько вульгарный тост гласил: "Одно мартини, два – самое большее, третье под столом, а четвертое под хозяином". Я не осмелился додумать до конца то, что имела в виду Кей. В конце концов, может быть, она не знала окончания тоста.
Но она продолжила с явно провоцирующей улыбкой:
– Тогда приготовь сразу два для себя, Шелл. – Розовый язычок многообещающе облизал подвижные губы. – И… два для меня.
Шалунья знала старый тост. И, может быть, еще пару строчек, которые я никогда не слышал.
Я уже был на полпути к пробуждению, пребывал в сладостном состоянии полусна, полубодрствования, когда почувствовал, как Кей выскользнула из теплой кровати.
Потом я услышал вполне определенные звуки: позвякивание чашек и тарелок, доносившееся из кухни. Я надеялся, что в ней проснулся инстинкт домохозяйки, и она готовит завтрак. Прошлой ночью я не заметил за ней такого зуда, и все ее инстинкты свелись к дикой, упоительной, необузданной сексуальности, которую она выплеснула на меня с такой силой, энергией и изобретательностью, которые я и не подозревал в женщине. Такого блаженства, упоения и самозабвения я никогда не встречал на моей памяти, а возможно и на памяти планеты.
Это был ураган, цунами, торпеда с поэтичным названием "Кей", унесшие если не мою жизнь, то всю мою недюжинную мужскую силу, это точно.
Сейчас она как ни в чем не бывало возилась на кухне. Вот до меня донесся непродолжительный шум воды, набираемой в перколятор, скрежет металла о металл, звяканье раскладываемых на стол ножей и вилок. Точно, она готовит завтрак, что является с ее стороны ошибкой. Что бы она там ни стряпала, все окажется пустой тратой времени, если только это не будет ложка комковатой овсянки, полусгоревший тост и, конечно же, бадья кофе. Вероятно, мне стоило ее предупредить о том, что я вообще не признаю раннего завтрака, но ночью мы как-то так и не добрались до проблем рационального питания.
Через пять минут, посвежевший и окончательно проснувшийся после контрастного душа, я облачился в белые слаксы, такие же мокасины и спортивную рубашку необыкновенной расцветки, по которой можно было изучать флору и фауну мира. Эта рубашка была одной из самых любимых. По канареечно-оранжевому фону во всех направлениях разлеталось и разбегалось не менее сотни маленьких павлинов. Некоторые из них гонялись за самочками, распустив в любовных жестах свои неподражаемые хвосты. Я вообще люблю павлинов. Это моя любимая птица после жареных цыплят. Но, согласитесь, последние выглядели бы несколько странновато на рубашке.
Я полюбовался своим отражением в зеркале. Сделал несколько размашистых движений, и павлины принялись летать, чего никогда бы не сделали цыплята-гриль. В избытке чувств, я несколько раз набрал полные легкие воздуха и выпустил его по системе йотов через нос, примерно с таким шумом, с каким открывалась и закрывалась дверь заведения Пита.
– Ты что-то сказал, Шелл? – донеслось до меня из кухни.
Кей. Я совсем забыл о ней. Моей ночной торпеде-цунами, умиротворенно копошащейся сейчас на кухне. Надо бы поздороваться и посмотреть, оценит ли она фауну, которую я на себе носил.
Я вышел из спальни и заглянул в кухню.
– Салют! Вы случайно, не мисс Денвер?
Она улыбнулась обворожительной улыбкой, способной растопить айсберг средних размеров. На ней был тот же наряд, что и вчера, за исключением черного жакета с плывущим по воздуху воротником. Темная облегающая юбка с разрезом на боку и белая блузка с глубоким вырезом, через который были видны умопомрачительные груди.
– Ты заслужил сигару с сюрпризом, – весело откликнулась она. – Как спал, герой-любовник? Надеюсь, выспался?