Шепчущий мрак
Шрифт:
Я захлопнула книгу:
— Ничего подобного я делать не буду! Я не собираюсь изображать для тебя аудиторию. Что ты за женщина? Только что ты вопила от неподдельного ужаса, обнаружив у двери эту фарфоровую кошку. А теперь…
— У меня это хорошо получилось, не правда ли? Вы все примчались как на пожар.
— По-моему, ты лжешь, — возразила я. — Твой крик был самый что ни на есть натуральный. Я только не понимаю, как ты могла сразу выкинуть эту историю из головы.
Ее руки с набухшими венами машинально разглаживали страницы
— Да, крик был непритворным. Но разве ты не понимаешь, что я должна постараться забыть. Чтобы не погибнуть, должна постараться продержаться несколько дней, может быть, недель. Помоги мне с "Геддой Габлер".
— Сначала скажи, почему ты так закричала при виде дверного упора?
— Ты принуждаешь меня вспоминать. — В голосе ее послышалось раздражение. — Это конечно же был шок. Ты знаешь, что Кэса Элроя убили чугунным дверным упором в форме кошки?
— Да, я видела тот чугунный упор.
Ее глаза округлились…
— Ты его видела… Что ты хочешь этим сказать?
— Он навсегда запечатлен в "Шепчущем мраке". В начальных кадрах. Но в конце его нет.
— Действительно, в конце его нет, — проговорила она, не глядя на меня. Ее пальцы судорожно сжимали раскрытую книгу. Я чувствовала, как в ней растет напряжение, грозящее окончиться взрывом. Мне уже были знакомы его симптомы.
— Почему ты закричала? — спросила я.
Она вскочила, и сборник пьес полетел на пол.
— Потому что я его убила! Потому что я убила Кэса этим железным упором, и это навсегда останется на моей совести!
У нее начиналась истерика, и близился момент, когда она начнет рыдать или швырять вещи. Я схватила Лору за плечи и начала изо всех сил трясти.
— Остановись! Прекрати немедленно. Ты говоришь чушь. Тебе это было просто не под силу. Дверной упор был слишком тяжелым, женщина не могла им замахнуться. Я читала отчеты.
Она стихла, дрожа и пытаясь взять себя в руки.
— Я его убила, — повторила она. — Двадцать лет я задавала себе вопрос, смогу ли я произнести эти слова вслух. И вот я это сказала. Тебе — единственному человеку, который никогда меня не предаст.
— Но ты не могла! — твердила я. — Ты не могла поднять такую тяжесть… — И тут я вспомнила о подсвечнике, увидев который Лора вчера вечером упала в обморок. — Это был подсвечник, да? Его ты смогла бы поднять. Ты ударила его подсвечником?
Она яростно замотала головой:
— Нет-нет, им я не убивала. Я только унесла его, чтобы его там не нашли. Подсвечник и пистолет. Я его тоже спрятала, и никто его даже не искал. Он до сих пор здесь у меня, в этой комнате.
— Пистолет?! — переспросила я.
— Да. Я думаю, он хотел меня убить. Я возненавидела его еще до того, как закончились съемки фильма. Мы никогда не были любовниками, как утверждали газеты. Я… я насмехалась над ним, говорила ему колкости. Он был психопатом, хотя вначале я этого не понимала. За несколько лет до съемок нашего фильма он уже был замешан в грязном скандале, который кончился бракоразводным процессом. Не знаю, какое ему было до этого дело, но он вбил себе в голову, что… что я проявляю интерес к Майлзу Флетчеру. Когда я увидела пистолет, я поняла, что он задумал.
— Значит, если ты действительно убила его, — медленно проговорила я, все еще не веря, — это было в порядке самозащиты.
— Нет! — Она снова замотала головой. — Если я его убила, то это было проделано предумышленно. Двадцать лет я пыталась заставить себя поверить, что это неправда. Я бежала от всего на свете, бежала снова и снова. Я не могла сниматься в фильмах, играть в театре. Я понимала, что провалюсь, и решила: пусть в памяти зрителей останутся только мои лучшие роли. Но теперь, когда я призналась тебе, я могу вздохнуть свободно.
— Ничего не понимаю, — запротестовала я. — Почему ты говоришь если я его убила, словно ты не уверена?
— Это не важно. Для меня было облегчением выговориться, исповедаться тебе. Но предпринимать что-то большее мы не станем. Ни ты, ни я. Ты должна это понять. Мы не можем.
— Потому что ты по-прежнему боишься преследования законом?
— Я была бы признана виновной, и это был бы конец для меня. Но дело не только в этом.
— Майлз знает? — спросила я.
По ее лицу я поняла, что затронула больную тему.
— Он не может знать точно, но, вероятно, подозревает. Когда-то он любил меня и спас в очень трудную для меня минуту. Но его подозрения встают между нами, и в нем растет враждебность, которая меня пугает. Иногда мне кажется, он верит, что я разбила ему жизнь. Его сестра настроена еще враждебнее. Без сомнения, в свое время он обсуждал с ней историю на съемочной площадке. Вот почему она принесла этот дверной упор и оставила в моей спальне. Она знала, каким это будет для меня потрясением.
Лора замолчала, погруженная в мрачные мысли, которые не собиралась открывать даже мне. Было что-то еще, чего она не могла касаться, — возможно, потому, что чувствовала, как это опасно. Не только прошлое преследовало ее. Настоящее тоже.
— Ирена намекала, что Майлз, возможно, был в студии в ночь убийства, — сказала я, — и, по-моему, Дони это известно. Возможно, она даже подозревает в этом преступлении своего брата, а совсем не тебя. Но ей известно, что все, связанное с той трагической ночью, пугает тебя и приводит в смятение. В ее характере воспользоваться этим.
— Да, — согласилась Лора. — Это, правда. Меня теперь слишком легко напугать, и мне следует это преодолеть. Я начну борьбу с собой сегодня же вечером. Коль скоро я собираюсь вернуться в Голливуд, мне необходимо научиться контролировать свои эмоции. Журналисты атакуют меня вопросами. Эта история всплывет, я знаю. Поэтому я должна быть достаточно сильной, чтобы выдержать натиск.