Шепот мертвых

Бекетт Саймон

— Не разговаривайте.

Я обрадовался, обнаружив наполненную кровью бороздку в ее трапециевидной мышце, большом мускуле между шеей и плечом. Пуля вырвала сверху кусок, но, несмотря на обильное кровотечение, рана была неопасной. Дюйм или два ниже — и было бы совсем другое дело.

Но она все еще истекала кровью. Я свернул ее блузку и прижал к ране, но тут подбежал агент с аптечкой.

— Подвиньтесь, — велел он мне.

Я отодвинулся, уступая ему место. Он разорвал обертку стерильного тампона и прижал к ране с такой силой, что Джейкобсен ойкнула, а потом принялся умело бинтовать. Он явно

знал свое дело, так что я направился к Гарднеру. Он все еще не приходил в сознание, и это было скверным признаком.

— Как он? — спросил я у стоявшей рядом с ним на коленях женщины-агента.

— Трудно сказать, — ответила она. — Парамедики уже едут, но мы не думали, что они понадобятся. Что за чертовщина тут произошла?

У меня не было сил объяснять. Я повернулся туда, где навзничь лежал Кайл. Его грудь и живот были залиты кровью, глаза слепо смотрели в потолок.

— Не волнуйтесь, он мертв, — сказала женщина-агент, когда я потянулся к его шее.

Но Кайл еще не был мертв. Не совсем. Под кожей едва-едва прощупывался пульс. Я держал пальцы прижатыми к его шее и смотрел прямо в открытые глаза, когда его сердце делало последние толчки. Они становились все слабее и слабее, промежутки между ними все длиннее и длиннее, пока постепенно не замерли совсем.

Я смотрел ему в глаза. Но если в них что-то и было, я этого не увидел.

— Вы ранены.

Женщина-агент, стоявшая на коленях возле Гарднера, смотрела на мою руку. Я увидел, что с ладони капает кровь. Должно быть, порезался об осколок зеркала, хотя я начисто не помнил, в какой момент. Порез, как крошечный ротик с кровью между губами, шел через уже имеющийся шрам.

До этого момента я ничего не чувствовал, но сейчас порез начал гореть.

Я сжал руку в кулак.

— Переживу.

Эпилог

В Лондоне шел дождь. После яркого солнца и великолепия гор Теннесси Англия казалась серой и унылой. Подземка в вечерний час пик была забита, усталые пассажиры были прижаты друг к другу как селедки в банке. Я листал купленную в аэропорту газету, чувствуя себя слегка потерянным, читая о произошедших за мое отсутствие событиях. Когда возвращаешься домой после длительной поездки, всегда чувствуешь себя будто перенесшимся на несколько недель в будущее, эдакое своеобразное путешествие во времени.

Мир без меня не стоял на месте.

Таксист оказался вежливым сикхом, который охотно вел машину в тишине. Я смотрел в окно на вечерние улицы, чувствуя себя вымотанным и выбитым из колеи длинным перелетом и сменой часовых поясов. Когда мы свернули на мою улицу, она показалась мне какой-то другой. И я не сразу сообразил почему. Когда я уезжал, ветки лип еще толком даже не начали зеленеть, а теперь кроны шелестели свежей листвой.

Когда я вылез из такси и расплатился с водителем, дождь перешел в морось, придавая тротуарам темный глянец. Я подхватил сумку и чемодан, подтащил к входной двери и, слегка оберегая руку, поставил на пол. Пластырь я снял несколько дней назад, но ладонь еще немножко побаливала.

Звук поворачивающегося в замке ключа эхом разнесся по маленькому коридору. Перед отлетом я приостановил получение почты, но на черно-белой плитке все равно лежала кучка рекламных листовок. Отодвинув их ногой, я втащил

багаж внутрь и захлопнул дверь.

Квартира выглядела абсолютно так же, как перед отъездом, если не считать скопившейся за несколько недель пыли. Я некоторое время постоял у двери, испытывая знакомое ощущение пустоты, но не такое острое, как ожидал.

Уронив чемодан на пол, я поставил сумку на стол и выругался, услышав звон, напомнивший мне о содержимом сумки. Я расстегнул «молнию», ожидая увидеть реки пролившегося спиртного, но ничего не разбилось. Я поставил необычной формы бутылку на стол. На пробке застыл в прыжке крошечный всадник на лошади. Меня подмывало открыть ее прямо сейчас, но было еще слишком рано. Значит, отложим на потом.

Я прошел на кухню. В квартире было прохладно, и это напомнило мне, что хоть и весна на дворе, но я снова в Англии. Я включил центральное отопление, а затем, поразмыслив, поставил чайник.

Давненько я не пил чай.

На телефоне мерцал сигнал, оповещающий, что есть сообщение. Точнее, больше двух десятков сообщений. Я машинально потянулся включить прослушивание, но передумал. Если бы я кому-то был срочно нужен, то позвонили бы на мобильник.

К тому же ни один звонок не был от Дженни.

Я заварил себе кружку чаю и отнес на обеденный стол. В центре стола стояла пустая ваза для фруктов, а в ней клочок бумажки. Я взял ее и увидел, что это записка, которую я написал перед отъездом. «Подтвердить Тому время прилета».

Скатав бумажку в шарик, я бросил его обратно в вазу.

Я уже ощущал, как прежняя жизнь вступает в свои права. Теннесси казался чем-то далеким и давним, воспоминания о залитом солнцем саде, полном стрекоз и трупов, кошмарная сцена в здании скоро покажутся сном. Но пока все это было очень даже реальным.

В «Кедровых высях» было найдено сорок одно тело. Двадцать семь на территории, остальные в спа и процедурных кабинетах. Кайлу была несвойственна дискриминация. Его жертвы были разного возраста, пола и расы. Некоторые были мертвы более десяти лет, и их идентификацией еще занимались. Сохраненные Кайлом кредитки и бумажники несколько ускорили процедуру опознания, но вскоре стало ясно, что тел куда больше, чем удостоверений личности. Среди жертв было много бродяг и проституток, на которых не поступало никаких заявлений, да и вообще — вряд ли их исчезновение кто-то заметил.

Если бы Кайлу не приспичило заявить о себе, он мог бы продолжать свою деятельность до бесконечности.

Но не все жертвы были анонимными. Труп Ирвинга обнаружили в том же помещении, что и Саммер, и среди опознанных всплыли еще три знакомых имени. Один из них — Дуайт Чамберс. Его бумажник и водительское удостоверение лежали в куче на кухне, а труп найден в спа, что подтверждало рассказ Йорка о временном работнике, нанятом в «Стиплхилл».

Второе имя, вызвавшее звон, — Карл Филипс, сорокашестилетний параноидальный шизофреник, пропавший из психиатрической клиники штата более десяти лет назад. Его останки не только были самыми старыми из обнаруженных в санатории, но оказалось, что это его дед основал «Кедровые выси». Филипс унаследовал заброшенную собственность, но не потрудился ею заняться. Так она и стояла, позабытая-позаброшенная, населенная лишь термитами да стрекозами.