Шепот в ночи

Эндрюс Вирджиния

– Миссис Стоддард сегодня утром пришла на кухню в шесть часов пятнадцать минут, значит, тот, кто это сделал, был там раньше.

– Если, конечно, кувшин не взяли раньше и не поставили назад позже, – сказала я. Самодовольная улыбка тети Бет исчезла.

– Она права, Бетти Эмм, – поддержал дядя Филип, улыбаясь мне.

– Это было совершено прошлым вечером, когда мы все разошлись по комнатам, – настаивала тетя Бет. – А теперь, – она прошла через комнату и, подобрав полотенце, лежащее на полу возле дивана, встала напротив Джефферсона и меня, –

как это полотенце попало на твою половину шкафа, Джефферсон?

– Я не знаю, – ответил Джефферсон, пожимая плечами.

– Разве ты не спускался сюда прошлым вечером и не делал этого с роялем? – прямо спросила она.

Джефферсон замотал головой.

– Разве ты не брал на кухне кувшин с медом и не обливал клавиши рояля, не ставил кувшин назад, не хватал полотенце для посуды, чтобы вытереть руки, и не прятал это полотенце у себя в шкафу, надеясь, что никто его не найдет? – продолжала она, обрушивая на него свои вопросы и осуждающий взгляд.

Джефферсон замотал головой и заплакал.

– Ты плачешь, потому что это ты сделал? – спросила она. Джефферсон заплакал сильнее. – Так! – Она схватила его за локоть и начала трясти.

– Ты это сделал! – орала она.

– Оставь его в покое! – крикнула я и отцепила ее руку от локтя Джефферсона. Джефферсон бросился ко мне, и я, обняв его, с ненавистью посмотрела на тетю Бет. – Он не делал этого. Он не мог. Он никогда бы не совершил подобного проступка.

Она выпрямилась и ухмыльнулась, скрестив руки на груди. Я повернулась к дяде Филипу.

– Он никогда один не бродит по дому поздно вечером, дядя Филип. Он боится. Он же еще маленький.

– Но не настолько, чтобы не додуматься, как испортить рояль, – возразила тетя Бет.

– Он не делал этого! Миссис Стоддард, – сказала я. – Дайте мне посмотреть этот кувшин, пожалуйста!

Она взглянула на тетю Бет, как бы спрашивая – можно ли, и вручила мне кувшин. Я осмотрела его и затем метнула быстрый взгляд на Ричарда, который сидел с безразличным видом. Даже глаза не выражали никаких эмоций.

– Этот кувшин и был таким чистым, или его вы обтерли, миссис Стоддард? – спросила я.

– Он был найден таким, какой он сейчас, – ответила она.

– Даже если Джефферсон совершил бы это, чего он не делал, – твердо проговорила я, – он бы ни за что не смог бы быть таким аккуратным. Снаружи кувшина нет ни капли меда.

– О, это замечание заслуживает внимания, Бетти Энн, – сказал дядя Филип.

– Он вытер его, – быстро нашлась она, – тем самым полотенцем, которое он швырнул в шкаф.

– Невозможно вытереть мед сухим полотенцем так, чтобы не осталось липких следов, – настаивала я. – Тот, кто положил это полотенце в шкаф Джефферсону, – я поглядела на Ричарда, – просто вылил немного меда на него и растер.

– Это… Это… чушь, – произнесла тетя Бет, но дядя Филип так не думал. Его взгляд перешел на Ричарда.

– Ты сделал это, Ричард? – потребовал он ответа. – Конечно, нет, отец. Разве я мог бы что-либо испортить?

– Надеюсь – нет. Мелани, Ричард

вставал ночью и спускался вниз? – спросил дядя Филип. Она перевела взгляд на Ричарда, а затем опять на дядю Филипа и замотала головой. – Ты уверена?

Она кивнула, но не так уверенно. Дядя Филип некоторое время пристально смотрел на своих близнецов, а затем обратился к тете Бет.

– Думаю, нам придется оставить это как есть, – сказал он.

– Но, Филип, рояль…

– Его починят. И с этого момента, – предупредил он, – чтобы я никого не видел возле рояля кроме Кристи. Понятно? Чтобы никто не смел дотрагиваться до него! – Он свирепо посмотрел на близнецов, а затем повернулся ко мне и Джефферсону. Джефферсон уже не всхлипывал и поднял голову с моего плеча.

– Мне нужно вернуться назад и помочь Бастеру, – сказал Джефферсон.

– Иди, – разрешил дядя Филип.

– Его следует наказать, – настаивала тетя Бет. – Его следует…

– Он не делал этого, тетя Бет, – крикнула я и бросила ненавистный взгляд на Ричарда.

– Но он…

– Бетти Энн! – рявкнул дядя Филип. – Оставь это, – проговорил он медленно, но твердо. Она прикусила губу.

– Очень хорошо, – тут же произнесла она. – Я полагаю, что инцидент исчерпан, и все предупреждены, что если что-либо подобное еще раз произойдет…

Ее слова повисли в воздухе. Джефферсон медленно вышел из гостиной, вытирая глаза. Я вручила кувшин из-под меда миссис Стоддард. Близнецы стремительно бросились вон из комнаты вверх по лестнице как мыши, которым удивительным образом удалось избежать когтей кошки.

Тетя Бет была совершенно расстроена своей неудачной попыткой безоговорочно доказать, что это Джефферсон испортил рояль. Она демонстрировала свое настроение различными способами. Это чувствовалось и по тому властному тону, каким она разговаривала с моим братишкой. Если с близнецами она говорила мягко, добродушно, уважительно, то на Джефферсона она грубо кричала, и ее глаза при этом становились как два отполированных камня. При каждом удобном случае она придиралась к нему: к тому, как он есть, одевается и умывается. Она даже придиралась к его осанке и походке. Если на стене или на полу она находила грязь, то всегда винила в этом Джефферсона: Джефферсон наследил, Джефферсон трогал вещи жирными руками. И днем, и ночью часто слышались пронзительные крики тети Бет: «Джефферсон Лонгчэмп!», – которые всегда сопровождались какими-нибудь обвинениями.

Когда я выразила недовольство по поводу того, как она с ним обращается, тетя Бет, холодно улыбнувшись, ответила:

– Это так естественно, Кристи, что ты его защищаешь, но не будь слепа к его проступкам, или он никогда не исправится.

– Он не станет лучше, если ты будешь продолжать орать и досаждать ему, – заявила я ей.

– Я не досаждаю. Я указываю ему на его же ошибки, чтобы он смог их исправить. То же я делаю и со своими детьми.

– Вряд ли, – сказала я. – По твоим словам, близнецы – идеальны.