Шепот в ночи
Шрифт:
– Да, но она согласилась остановиться в отеле. – Взгляд, которым обменялись мама и тетя Триша, объяснил все: и то, как мама рада, что тетя Ферн остановится в отеле, а не дома, и то, что возникли новые проблемы, которые мои родители постараются обсудить наедине. Но и у стен есть уши, и мы оба – Джефферсон и я – знали, что у тети Ферн снова какие-то серьезные неприятности в колледже.
– Идем, – пригласила мама, – я тебе покажу кое-что особенное на кухне. Ты же знаешь, как Насбаум любит суетиться вокруг тебя. А мы этим воспользуемся.
– Хорошо. Кристи, в моем чемодане
– О, спасибо, тетя Триша.
Я снова поцеловала ее, и они с мамой пошли на кухню, без умолку болтая и не давая друг другу закончить предложение.
Остаток дня тянулся невероятно медленно. Конечно, я была вся в ожидании Гейвина и старалась быть у входа при любой возможности. Наконец, далеко за полдень из аэропорта прибыло такси. Я бросилась вниз по ступенькам, надеясь, что это дедушка Лонгчэмп, Эдвина и Гейвин, но вместо этого увидела выходящую из машины тетю Ферн.
На ней были старые джинсы и выгоревший свитер. Она изменилась с тех пор, когда я видела ее в последний раз. Тетя Ферн остригла свои волосы, свои прекрасные длинные черные с блеском волосы, которые, как говорил папа, так напоминали ему волосы его мамы. Мое сердце упало от предчувствия, как он будет расстроен.
Тетя Ферн была почти такой же высокой, как папа, а фигурой напоминала манекенщицу: у нее были длинные ноги и стройное тело. Несмотря на все то ужасное, что она делала: курила все подряд, пила даже в ранние утренние часы, – ее лицо было на редкость чистым и мягким. У нее были такие же, как у папы, темные глаза, только меньше и уже, отчего временами ее взгляд становился откровенно злым. Я терпеть не могла, как она кривила верхнюю губу в уголке рта, когда что-либо ее раздражало.
Достань оттуда сумку, – приказала она водителю, когда тот возился с чемоданами. Затем она увидела меня.
– Ну, разве это не сама принцесса?! С шестнадцатилетием! – произнесла она и достала пачку сигарет из заднего кармана. Брюки так облегали ее фигуру, что я не могла представить, что в карманах есть место для чего-нибудь. Она вытащила сигарету и закурила, глядя на отель. – Каждый раз, когда я возвращаюсь сюда, меня всю передергивает, – пробормотала она.
– Привет, тетя Ферн, – наконец выговорила я. Быстрая улыбка пробежала по ее лицу.
– Где, черт возьми, все? В своих кабинетах? – язвительно добавила она.
– Мама в доме с тетей Тришей, а папа работает за домом.
– Тетя Триша, – презрительно проговорила она. – Она уже перевела дух?
– Мне очень нравится тетя Триша, – сказала я.
– Во-первых, она тебе не родная тетка, поэтому я не знаю, почему ты ее так называешь, а во-вторых, у меня есть кое-что хорошее для тебя. – Она замолчала, выдохнула дым, а затем посмотрела на меня. – Угадай, что я привезла тебе ко дню рождения? – проговорила она, загадочно улыбаясь.
– Не могу даже представить, – ответила я.
– Ты получишь это позже, но не показывай этого своей маме и не говори, что я дала тебе это. Обещаешь?
– Что это? – заинтригованно спросила я.
– Копия «Любовника леди Чаттерли». Пришло то время, когда ты уже можешь догадаться, о чем это, – добавила она. – Ну, вот я снова дома, – сказала тетя Ферн и стремительно прошла к лестнице, ведущей в отель.
От дурного предчувствия у меня дрожь прошла по спине. Я разговаривала с ней всего несколько минут, но мое сердце уже забилось в ожидании чего-то неприятного. Тетя Ферн была как гром среди ясного неба, который сотрясал всякую уверенность в счастье. Я посмотрела в сторону океана. Облака были все такими же плотными и неслись по небу, не пропуская солнечный свет на землю. Я опустила голову и пошла было к лестнице, как вдруг услышала сигнал автомобиля, и, повернувшись, увидела приближение еще одного такси. С заднего сиденья кто-то махал мне рукой, а затем в окне машины показалось и лицо. Это был Гейвин, и его чудесная улыбка прогнала ощущение пустоты и вмиг вернула надежду на счастье.
И никогда…
Гейвин быстро вышел из машины, но вдруг остановился. Мне хотелось подбежать к нему и обнять, но я знала, что если я это сделаю, особенно в присутствии его родителей, он сильно покраснеет и начнет заикаться от смущения. Я называла его отца дедушкой Лонгчэмп, потому что он был отцом папы. Это был высокий, худой человек с лицом, сильно изрезанным морщинами. Его темно-каштановые волосы поредели, но он продолжал зачесывать их назад с боков и со лба. Седина еще больше посеребрила его волосы, особенно на висках, с тех пор, когда я видела его в последний раз. Его долговязое тело, длинные руки и почти всегда печальные глаза напоминали мне Авраама Линкольна.
Мать Гейвина, Эдвина, была очень милой и радушной женщиной, говорила мягко и, казалось, что она постоянно пребывает в благоговейном страхе перед отелем и семьей. Тетя Ферн не упускала любой возможности напомнить Эдвине, что она ей только мачеха, и все это, несмотря на дружелюбие и любовь, с которой Эдвина относилась к ней. В своих письмах и при встрече Гейвин часто рассказывал мне о том, что означали те или иные слова и поступки тети Ферн по отношению к его матери.
– Она наполовину мне сестра, – говорил он мне, – но уж лучше бы она совсем ею не была.
– Ну, – воскликнул дедушка Лонгчэмп, выйдя из такси, – именинница!
– С днем рождения, дорогая! – воскликнула Эдвина, когда дедушка поцеловал меня в щеку. А затем он огляделся вокруг, уперев руки в бока точно так же, как это иногда делал папа.
– Привет, Гейвин, – сказала я, в волнении поворачиваясь к нему.
– Привет!
Взгляд его глаз сразу же смягчился, встретившись с моим.
– Где Джимми? – спросил дедушка Лонгчэмп, но прежде, чем мне удалось ответить, в дверях появился папа.
– О, отец, добро пожаловать, – приветствовал он, подходя к ним. Он обнял и поцеловал Эдвину и помог им достать багаж. Когда все вошли в отель, мы с Гейвином проследовали за ними.
– Как прошла поездка? – спросила я Гейвина. Хотя я и старалась не смотреть на него, но все-таки заметила, что Гейвин стал выше, его лицо пополнело, так что он выглядел взрослее.
– Она была долгой и утомительной, – ответил Гейвин и добавил: – Я бы хотел жить немного поближе к тебе.
– Я тоже, – призналась я.