Шепот Земли и молчание Неба. Этнографические этюды о традиционных народных верованиях

Итс Рудольф Фердинандович

Сюй замолчал. Я, конечно, знал эту историю хуже, но я знал, что Лю возненавидел свою государственную службу, ложь, обман, грязь алчной суеты и бился, ища выхода.

Лао-цзы — легендарный основатель философского даосизма в Китае

Разбирая императорскую библиотеку, он натолкнулся на сочинение Лао-цзы, философа, с именем которого связывают появление учения о дао — пути прозрения и природной чистоты. Лю наизусть выучил философский трактат, но

многие места ему были непонятны. Однажды он встретился с настоящим даосом, одетым в рубище, питавшимся плодами деревьев, кореньями трав и запивавшим пищу прозрачной родниковой водой. Лю обратился к даосу с вопросами, а тот, прежде чем ответить, предложил спрашивавшему построить башню из яиц и золотых монет. И так и этак ставил яйца и монеты Лю, но ничего не выходило. Яйца бились, монеты рассыпались. Даос схватил монеты в пригоршню, поднес их к губам, что-то нашептал, тронул, повертел яйца и, быстро вставляя их в отверстия монет, соорудил многоярусную башню. Сооружение стояло прочно, утверждая чудо. Лю убедился, что даосы способны подчинять, как живые существа, обыкновенные вещи.

Лю решает покинуть житейскую грязь и уйти под сень природной чистоты. Он стал отшельником и там, в уединении, понял смысл дао, нашел ключ к бессмертию и вознесся на небо, став одним из патриархов даосской религии.

— Сюй, я внимательно перебрал в уме всю цепочку жизненных коллизий Лю Сюаньиня и понял, что именно монеты из построенной башни в сочетании с именем Хайчжань (Морская Жаба), которое принял Лю, став бессмертным, должны были ассоциироваться с тем симпатичным Люхаром, или Лю Хаем, который в народных представлениях состоит в свите бога богатства Цайшэня! — удивленно воскликнул я и, увидев одобрительный кивок Сюя, понял, чему улыбался мой китайский друг, когда я отказывал обоим Лю в сопоставимости.

— Вот-вот, именно так, — Сюй хлопнул себя по колену и продолжал: — народная традиция обязательно должна была найти какой-то подходящий даосскому патриарху синоним, ведь наш народ в основном был абсолютно безграмотным, и жития святых в литературной форме не могли быть понятными. То ли дело легендарная история юноши Лю Хая, или Люхара, которому на пути попадаются и жаба и монеты.

— Все-таки, Сюй, — перебил я, — академик Алексеев записал в Пекине интересное продолжение земной жизни Лю Хайчжаня. Новому даосскому святому, оказалось, угрожал давнишний его враг, ставший жабой при втором рождении. Видите, Сюй, это лишнее свидетельство буддийского влияния на даосов. Лю мог избавиться от врага — жабы, только выудив его из колодца на поясе, к которому была привязана монета. Будучи в первом рождении любостяжателем, жаба ухватилась за золотую монету, и Лю вытащил ее на свет божий. Тут появились бессмертные, вражда старинная была прекращена, и враг Лю (жаба) стал его другом и тоже бессмертным.

Сюй несколько раз пытался остановить меня, особенно когда я говорил о том, как жабу тянули из колодца, но я торопливо продолжал, и вот, когда я кончил, Сюй радостно воскликнул:

— Так это же главный сюжет в народном рассказе о юноше Люхаре.

— Сюй, я знаю его, но вы расскажите, может быть, будет что-то новое.

И Сюй рассказал ту повесть, которая сплела не только даосского бессмертного со смертным юношей, но и традиционные народные верования с религией, ставшей одной из главных в системе мистических представлений китайцев…

…Там, где возвышается гора Тайшань и извилистый приток Хуанхэ вяло катит свои воды, стоит большое селение, названное давным-давно «жилищем феникса». На самом краю селения стоит крытый старой черепицей дом. Как и все, он смотрит маленькими окнами на двор, глухой стеной выходит на улицу. Редко в зимнюю стужу змеится над трубой дым. Беден дом. В нем нет не только риса, но даже дров, хотя юноша, живущий в нем, дровосек.

Лю

Хай — в китайской мифологии бог монет

Звали юношу Лю Хай (Люхар), он жил с матерью, которая после смерти отца чувствовала себя с каждым днем все хуже и хуже. Бывало, она не вставала с ложа весь день, и некому было даже вскипятить воду и сварить щепотку риса. Лю Хай ухаживал за матерью как примерный сын. Все полученные за проданные дрова деньги тратил на нее. То купит засахаренные зерна лотоса, то горсть вяленого личжи, то какую-нибудь шелковую ленту в седеющие волосы. Мать благодарно принимала внимание сына и постоянно думала о том, что нужна ему хорошая и добрая жена. По памяти перебирала мать соседей-односельчан, но ни у кого не было девушки, доброй и отзывчивой, да такой, чтобы могла услужить и ей — старой и больной.

Дни проходили за днями, ничего не менялось на этом свете, только в доме матери и ее сына Лю Хая голод и холод зимой становились злее и злее.

Как всегда, пошел Лю Хай с утра к горе Тайшань. У ее подножия растет густой лес, и можно набрать много сухих сучьев, а то найти и целое сухое дерево, если углубиться в чащу. День обещал быть прохладным, но солнечным. Уже приближалась зима, и дрова стоили дороже — можно было рассчитывать на хороший заработок.

Лю Хай вошел в лес и сразу направился в глубь его. По краю давно односельчане, да и просто мальчишки подобрали весь сушняк. Из-под ноги выскочила птичка, похожая на скворца, и понеслась вперед. Лю Хай посмотрел на нее, и что-то толкнуло его последовать в чащу за птичкой. Юноша шел быстро, даже не обращая внимание на дрова, а только высматривая птичку, летевшую впереди. Прошло уже много времени, как он вошел в лес, а не подобрал еще ни одной ветки.

Птичка чирикнула впереди, Лю Хай побежал на ее зов и оказался на поляне. Посреди поляны на поваленной ветром лесине сидела девушка. В руках у нее был пучок травы, которую она скармливала олененку, длинноногому, пятнистому, с маленькими рожками. Красивое, белое как снег лицо девушки окаймляли черные волосы, сплетенные сзади в длинную косу. На белом лице особенно виднелись невиданно большие и в то же время узкие яркие глаза, подобные темноте летней ночи, и ярко-красные губы.

Лю Хай даже не разглядел ни кофты, ни юбки девушки, смотрел неотрывно на ее лицо и не мог двинуться с места.

— Лю Хай, — раздался мелодичный голос, — подойди к нам, я давно жду тебя, подойди не бойся и не удивляйся. Что ты Лю Хай — я знаю давно, я ведь встречала тебя в лесу и слышала, как тебя зовут другие. Что ты придешь сегодня — я узнала от скворца, который увидел тебя еще на краю леса. Подойди к нам, олененок — мой друг. Подойди, Лю Хай.

Лю Хай с трудом понимал, что говорит девушка. И когда она замолчала, он осознал, что чудом было не то, что она знала его, и не то, что она ждала его сегодня, а то, что она понимала речь птиц и зверей. Открытию своему юноша не придал значения и, подбежав к девушке, сказал:

— Я не знаю, как тебя зовут, но, если твои родители не будут против, выходи за меня замуж. Я вижу, ты умная и добрая, а у меня больная мать, у меня ничего нет, кроме топора, рук и моего сердца, которое похитила твоя красота.

— Меня зовут Мэй Хуа, у меня нет родителей, и если ты согласен взять сироту, у которой нет ничего, кроме того, что на ней, да моих друзей — скворца и олененка, то я согласна быть твоей женой.

Так в лесу Лю Хай нашел и дрова и невесту. Со связкой дров (Лю Хай разрубил лесину), с невестой, олененком и скворцом вернулся юноша домой. Мать обрадовалась молодой хозяйке в доме, который стал самым счастливым в селении, хотя и небогатым. В доме было чисто, тепло, даже сытно, так как с той поры, как Мэй Хуа появилась в нем, Лю Хаю постоянно попадались дичь в лесу и рыба в реке. Завидовали Лю Хаю богатеи селения, завидовали его удаче и тому, что жена у него красоты необыкновенной.