Шепот Земли и молчание Неба. Этнографические этюды о традиционных народных верованиях
Шрифт:
Наша история случилась в долине. Там, где течет Желтая река, несущая воду, перемешанную с желтой землей, по соседству в одной деревне жили две семьи. Соседи почти не виделись друг с другом, глиняная стена отделяла их огороды, внешние стены домов были глухими, и стояли они, как бы повернувшись спиной друг к другу. Семья Мэн была бедной, соседняя Цзян — богатой, но и те и другие были бездетны. Старость уже стучала у обоих порогов, а — кто согреет ее? Это неведомо даже небесному владыке. В расстройстве возвращались разными дорогами в свои дома Мэн и Цзян после
Однажды ранней весной хозяйка дома Мэн увидела на тропе у дома тыквенное семя, необыкновенно белое, как будто серебряное. Она подняла его и, так как была пора сажать огород, ткнула семя в землю, которую взрыхлил муж.
— Зачем ты сажаешь тыкву, когда здесь я хочу посеять просо, — недовольно проворчал муж, но жена ему не ответила, только придавила лунку с семенем и плеснула в нее воду.
Тыква как символ плодовитости. Китайский народный лубок
Прошло несколько недель, появившийся побег протянулся к стене, отделившей огород Мэн от двора Цзян. Еще через несколько недель побег перелез через стену и оказался на огороде Цзян, где и зацвел. К концу лета выросла тыква, увеличивавшаяся в размере день ото дня.
— Соседи, смотрите, смотрите, она уже стала величиной с теленка, — кричали Мэнам Цзяны, радушно распахивая перед соседями ворота своего дома.
Мэны заходили к богатеям Цзянам медленно, с достоинством. Обе семьи любовались чудом, а тыква продолжала расти, и вскоре она стала размером с небольшого буйвола. Мужчины Мэн и Цзян разобрали часть стены, отделявшей их дворы, и решили по очереди караулить тыкву.
Тыква перестала расти, и утром после ночи полной луны, когда сторожем у тыквы был хозяин Мэн, внутри ее послышался шум. Мэн испугался и позвал хозяина семьи Цзян. Прибежали и их жены.
Солнце вставало над деревней, забиралось своими лучами во все дворы, добралось и до дворов Мэн и Цзян. Солнечный луч упал на огромную тыкву, и она с шумом треснула. Распались две огромные половины, и из тыквы вышла девушка необыкновенной красоты, в нарядном серебряном платье, белолицая, с высокой прической, которую держали серебряные узорчатые гребни, украшенные изумрудным пером зимородка.
— Кто ты? — одновременно спросили Мэны и Цзяны.
— Я ваша дочь! — спокойно ответила девушка и поклонилась хозяину и хозяйке семьи Мэн и семьи Цзян.
Так и стала девушка, родившаяся из тыквы, дочерью обеих семей, и назвали ее Мэн-Цзян Нюй — Девушка семей Мэн и Цзян.
В легенде о Мэн-Цзян Нюй также говорится о ее замужестве, о том, как забрали молодого мужа на строительство Великой китайской стены, где он и погиб. О горе и печали Мэн-Цзян Нюй, о ее поисках супруга, ее встрече с жестоким императором Циншихуанди и о ее гибели.
История
Почему тыква стала обителью рождения? Что же в ней есть такого, дающего жизнь людям? Мне кажется, ответ может дать еще одна китайская легенда. В ней речь идет о зарождении людей, разных по языку и культуре, народа ва, или кава.
Там, где южный Китай граничит с Бирмой и Лаосом, в приграничных джунглях обитает небольшой народ кава. Странная и страшная слава еще в 40-е годы XX века окружала этот народ. Близкие и дальние соседи говорили с испугом о том, как охотники кава отправляются в долгие походы за человечьими черепами, которые они устанавливают на шестах вокруг рисового поля. Еще говорили, что тропы сквозь джунгли к своим селениям кава напичкали самострелами, которые поражали каждого чужака смертельным ядом.
В такой славе была доля правды.
Горы здесь такие же неуютные, как и порожистые реки, которые несут мутные желтые воды, горы обнажают желтые склоны, редко покрытые кустарниками и деревьями.
Когда направляешься через горы резко на юг, пересекая приток Меконга, то попадаешь на широкую равнину, покрытую бурно и вечно цветущей и зеленеющей растительностью тропиков. В густых зарослях переплелись лианами восковые деревья падуба, магнолии, пальмы и араукарии. Даже с горы не видно в долине жилья — только зеленый океан, оттеснивший горы к дальнему горизонту.
Лесная тропическая чащоба начинается сразу от берега притока Меконга, и нигде нет какого-либо просвета или прохода в стене стволов и перехвативших их толстенными канатами лиан. Идешь вдоль притока или плывешь по нему и неожиданно натыкаешься на места водопоев слонов, а то и буйволов. Должны же быть их тропы через лес и в лесу? А буйволы? Разве не к человеку привязаны они, разве их присутствие не выдает и присутствие человека.
Очень хочется разыскать охотничью тропу, которая от реки должна вести в лес, к селению. Найти такую тропу, такой проход — еще не значит найти дорогу к людям, тем более к тем, которые сами себя называют кава — «люди леса».
В тот год — тридцатый год со дня провозглашения Китайской Народной Республики, когда страна стала возрождаться после долгих лет разгула «культурной революции» и утрат, нанесенных «великим скачком», в пределах автономного уезда кава, в юго-западном углу провинции Юньнань, появились китайские этнографы. Их было всего шесть человек. Хотя двое, Чжэн Вэй и Ван Цзи, хорошо знали язык кава, сотрудники Куньминской академии общественных наук порекомендовали взять из местного института национальностей студента четвертого курса Булана. Булан оказался на редкость полезным членом экспедиции. Он первый нашел проход в чаще, хотя покинул эти края уже более шести лет назад.