Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы
Шрифт:
Люцея сжалась. Никогда в жизни с ней никто так не разговаривал. Слезы ручьем полились из ее глаз.
Не обращая на это никакого внимания, Вишневый продолжал:
– Посмотри сюда, рэмью! Это плащ Вишневой армии, а это хвостики айма. Напряги, как можешь, свой мышиный разум. Следует ли меня обманывать? Следует ли подвергать угрозе свою свободу и саму жизнь ради чужых предательских помыслов?
Вишневый сделал шаг вперед, приблизившись к ней вплотную. Зирона почувствовала на своем лице его горячее дыхание. Он держался так, будто был готов в любое мгновение ударить ее.
Девушка уже не в силах была что-либо отвечать, едва ли понимая значение обращенных к ней слов. Только слезы струились по ее щекам.
– Постой! – окликнул Вишневого до боли знакомый голос. – Так ты ничего не добьешься.
Несколько воинов расступились, и вперед вышел белоплащный воин с хвостиками десятника на плече. Зирона узнала Одрина, своего любовника, и в ее глазах вспыхнула радость: она решила, что пришло спасение.
И правда, Одрин бережно обнял девушку, прижав ее разгоряченную головку к своей груди.
– Не бойся, любимая. Успокойся, всё позади, – ласково зашептал дорманец. – Этот Вишневый не так страшен, как хочет казаться. На самом деле он честный белит, благородный муж, добрый семьянин. По вечерам его дети садятся к нему на колени и больно треплют за нос и за уши, зная, что он всё безропотно стерпит, потому что слишком мягок и безответен. Тебе совершенно нечего опасаться. Нет, конечно, он костолом, живодер и убийца, от рук которого пострадало немало всяких разбойников и подлых доносителей. Но ведь это работа, просто работа, во благо наших граждан и во имя нашего божественного правителя. К тому же ты ни в чем не виновата, правда?
– Правда! – отвечала люцея, понемногу успокаиваясь.
– Вот. Поэтому послушай меня, рэмью, внимательно. Дело крайней важности, и от тебя зависит судьба многих людей – твоя собственная, его, его и даже моя. Ведь речь идет о люцее «восьмой раковины», возлюбленной самого Божественного! Сейчас ты соберешься с духом и расскажешь нам все, что знаешь. А потом с легким сердцем пойдешь к себе, будто ничего не произошло. Да еще и получишь пару золотых. Ведь так, Сюркуф? Мы готовы заплатить три, нет, – пять инфектов этому нежнейшему невиннейшему созданию?
– Конечно! – буркнул Вишневый внезапно подобревшим голосом. – Берктоль заплачу.
– Целый берктоль. О, добряк Сюркуф, ты, как всегда, непостижимо щедр.
Одрин послал Вишневому легкий уважительный поклон и вновь обратился к люцее:
– Не забывай, тебе нужно хорошенько отдохнуть, ибо завтра, как условились, нам предстоит свидание. А я не хочу, чтобы моя юная распутница вновь страдала головными болями. Так что?
Зирона всё еще молчала.
– Пойми. Мы застали тебя здесь, в «восьмой раковине». А Андэль бесследно исчезла. К тому же на тебе ее драгоценности. Что могут подумать эти суровые воины? Сюркуф вынужден будет забрать тебя с собой, в Круглый Дом. Слышала? Это самое мрачное место в Грономфе! Ты даже не можешь представить, что тебя там ожидает. И я ничем не смогу тебе помочь.
– Я всё расскажу, – наконец пролепетала красавица, утирая со щек слезы.
Мужчины многозначительно переглянулись.
Вистрога с беглецами долго маневрировала, огибая стоящие на рейде корабли. Когда-то судно было галерой, увлекаемой вперед не только парусами, но и доброй сотней гребцов-рабов, что, несомненно, добавляло ему боевой сноровки. Однако сейчас портики для весел были задраены, уключины сняты, и мирный торговый парусник, быстроходный именно по понятиям парусного флота, вынужден был долго лавировать, чтобы пересечь Внутреннее озеро, обходя множество разных кораблей, собравшихся со всего света.
Наконец вистрога приблизилась к первому форту, который предварял искривленный проход, соединяющий гавань с Анконой. Этот четырехугольный форт, впрочем, как и остальные семь его братьев-близнецов, выступал вперед, перекрывая добрую половину русла. Стены грозной крепости монолитной скалой нависали над проплывающими по фарватеру кораблями, заставляя иноземных моряков, впервые приплывающих сюда, высоко задирать головы. Арпад, которому еще в юности довелось служить в гарнизоне одного из фортов, знал, что каждый из них представляет из себя гигантскую башню – триста на триста шагов – и снабжен сотней тяжелых метательных механизмов особой конструкции, которые размещены пятью ярусами: на верхней открытой площадке и во внутренних галереях. Малейшее неподчинение судна приказам портового командования – и сверху на палубу, довольно точно, поскольку каждая пядь водного пространства была давно пристреляна, полетят каменные глыбы и тучи огненных метательных снарядов. От первых полученных пробоин корабль начнет тонуть, разлетятся в щепки мачты, и рухнут на головы морякам снасти, а чуть позже от судна останутся лишь дымящиеся обломки, покачивающиеся на воде, и несколько барахтающихся матросов, которых добьют лучники, состязаясь в меткости. Арпад несколько раз собственными глазами наблюдал такую ужасную картину.
Первый форт был удачно пройден, но теперь корабль оказался в прямой видимости сразу трех крепостей, расположенных по обе стороны прохода на расстоянии полуполета стрелы. В случае атаки города враждебным флотом эти башни смогли бы привести в замешательство не один десяток неприятельских кораблей, и многие из них обрели бы здесь вечный покой.
Арпад оглянулся. Опытные моряки-яриадцы, которые несколько дней назад были наняты на это судно, весело сновали по палубе, легко управляясь со снастями. Тут и там слышалась задиристая яриадская ругань. Никто из гривлонов, как не без презрения называли в Грономфе разбойничьего вида моряков-мусаков, готовых плыть за более чем скромную плату куда угодно и на чем угодно, не ощущал опасности, не зная истинной цели плавания; команде только сообщили, что вистроге предстоит доставить на родину Великанов различные грузы, которыми был забит весь трюм, и нескольких пассажиров, решивших по своей надобности отправиться в далекое путешествие.
На палубу вышел в полувоенном облачении Кирикиль. Он уже нацепил свою грозную морскую рапиру и, расправив плечи, стал расхаживать с важным видом от борта к борту, попутно раздавая указания своим подозрительным соотечественникам, от которых, впрочем, мало чем отличался. Несколько советов досталось бесстрастному кормчему и даже преисполненному достоинства лоцману-авидрону, которого Арпад нанял с большим трудом, в последний момент и за несуразно огромную плату. Лоцман, безошибочно распознав в нагловатом яриадце слугу, посоветовал выскочке составить лоцию самому, для чего ему необходимо исследовать глубины Анконы собственным носом, который, по всей видимости, вполне для этого сгодится. Кирикиль обиделся, но, покосившись на капитана вистроги, не решился затевать перебранку.
Наконец яриадец подошел к Арпаду и в самых выразительных красках описал ему обстоятельства похищения люцеи, не забыв многократно преувеличить свою собственную роль во всем деле. Арпад лишь сухо кивал головой, не желая радоваться прежде времени.
– Мы еще в Грономфе, – предостерег Арпад. – Еще не настало время благодарить богов. Подожди, вот выйдем в Анкону…
– Эй, Арпад, брось, возрадуйся! – торжествовал яриадец. – Чего теперь опасаться? Видят Великаны – это победа. И еще какая! Мы смогли обмануть самого Божественного! Столь героических деяний я еще никогда не совершал. ДозирЭ и его юная возлюбленная… к слову сказать, сегодня она предстала передо мной в первозданном виде, так вот, теперь они вольны, словно семена церганолии, которые несет ветер. Мы держим путь в Яриаду – это самая древняя цивилизация материка, родина самых могущественных богов на земле! Ах, Арпад, дружище, дай я тебя обниму!