Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы
Шрифт:
Накануне намеченного дня казни, в темницу, где томилась интолья, явился разодетый и благоухающий Хавруш. Он приказал стражникам оставить его с приговоренной наедине, и воины, подталкивая друг друга, поспешили удалиться.
Хидра была в забытьи. Хавруш приблизился к ней, с наслаждением окинув взглядом свою недавнюю всесильную соперницу, прикрытую сейчас лишь жалкими лохмотьями. Истерзанная женщина, прикованная к стене тяжелыми цепями, имела настолько плачевный и непристойный вид, что ничем не напоминала ту ослепительную властную особу, какой была еще несколько дней назад. Хавруш несмело протянул руку и боязливо, будто несчастная еще представляла опасность, скользнул пальцами по шее и обнаженному плечу.
Почувствовав прикосновение, интолья вздрогнула и очнулась. Она открыла глаза, но взгляд ее не был прежним – искрящимся, надменным, презирающим, – он был мученическим, потухшим и выражал только одно – униженную мольбу о пощаде.
– Ты хочешь жить? – спросил без обиняков Хавруш.
Хидра внимательно и с надеждой посмотрела на Верховного военачальника, пытаясь понять – не шутит ли он, не решил ли добить поверженного врага изощренными издевательствами. Но Хавруш смотрел с непритворной серьезностью и даже великодушно прикрыл обрывком туники ее оголенную грудь.
– Да! – отвечала, не мешкая, Хидра. – Я хочу жить!
– Но ты должна понимать, что добиться изменения твоей участи не просто. Пророки приказали палачу сложить для тебя самый высокий костер, который только видела Могильная площадь, а народ прозвал тебя «Великой блудницей» и с нетерпением ожидает твоей казни. Если она будет отменена, возможны самые крупные волнения, которые этот город когда-либо знавал. А мы не можем сейчас себе это позволить: Масилумус, как ты знаешь, в страшной беде. Если я возьмусь спасти тебя, я должен буду приложить бездну усилий и истратить почти все свои и без того скудные сбережения, чтобы переубедить Пророков и умиротворить недовольных. При этом я сам подвергнусь немалому риску. Ведь и меня могут обвинить в заговоре. А ради чего, а?
– Но ты же знаешь, что я не повинна в смерти Тхарихиба, – смиренно выговорила Хидра.
– Разве сейчас это имеет какое-то значение? – недовольно произнес Верховный военачальник. – Еще раз тебя спрашиваю, есть ли смысл мне спасать тебя? Отвечай немедля и не вздумай со мною играть. Если своими словами нагонишь на меня скуку, я уйду навсегда, и ты до самой казни не увидишь больше ни одного порядочного лица, кроме этих мерзких физиономий своих стражников…
В первый же день своего пребывания в Солнечном дворце Хидра случайно столкнулась с этим омерзительным человеком, и, поскольку он не нашел в себе силы удержаться от двусмысленных намеков по поводу ее происхождения и рода занятий – тогда он еще не знал, что разговаривает с будущей интольей, она с этих самых мгновений презрела его всей душой, а потом и вовсе возненавидела. Только одно присутствие этого бесформенного волосатого уродца с огромной головой и скрюченными ножками отравляло ей жизнь. Иногда бывшую жрицу тошнило от него, и она спасалась лишь душистыми благовониями, которые всегда имела при себе в небольшом ониксовом флакончике. Чего только стоила эта его привычка в момент волнения вырывать из носа волоски! Но не физическое безобразие сыграло роковую роль: бывшая жрица храма Слепой Девы всегда искренне сочувствовала тем, кого обделила природа. Обладая великолепной женской интуицией, Хидра с первого дня раскусила этого человека, ощутив за показными проявлениями безмерной любви к своему брату и к ней, молодой интолье, глубоко затаившееся недовольство своим положением. Однако, будучи еще достаточно молодой женщиной, она не сумела скрыть свою неприязнь к нему. В его присутствии она всегда невольно терялась, замыкалась, ощетинивалась, и это часто выражалось в несдержанном взгляде, лезвием кинжала скользящем по лицу недруга, в пренебрежительном жесте, в запальчивом ответе. Это незаметно вылилось в разрушительную всепоглощающую войну между двумя пределами Солнечного дворца, войну очень каверзных и очень болезненных интриг. Вскоре малоопытная в подобных делах Хидра стала проигрывать на всех флангах и, несмотря на всю непоколебимость своего положения, быстро пожалела, что сцепилась с одним из самых могущественных людей Иргамы. Столицу захлестнули непристойные слухи. Она растеряла последних друзей, на поддержку которых наивно рассчитывала, ее стали сторониться. Хидра не знала, кто убил Тхарихиба, может быть, и вправду ослепленный любовью к ней Дэвастас, но она была совершенно уверена, что всё это – так или иначе следствие низких интриг Хавруша, в хитросплетениях которых она давным-давно запуталась. Собственно, и с Дэвастасом ее познакомил именно Хавруш.
Однако всё поменялось в ее сознании за несколько последних дней, когда из своих поднебесных покоев она прямиком спустилась в пыточные подземелья. За это короткое время ей пришлось увидеть и испытать столько, что можно было удивляться, как ее не покинул разум. По крайней мере, мучители женщины, бегавшие пять раз в день докладывать о происходящем Хаврушу и получать от него подробные наставления, сделали всё для того, чтобы принести ей как можно больше страданий, чтобы запугать ее, унизить, надломить, втоптать в грязь. Чего только стоил старый трюк опытных иргамовских палачей, когда на глазах у главной обвиняемой, тело которой не должно сильно пострадать, целый день и всю ночь допрашивали других – всякую мелочь, беспощадно их били, вгоняли в тело шипы тигриных колючек, травили собаками-людоедами; выкалывали глаза, отрезали уши, выбивали зубы, вырывали ногти, отрубали руки, головы… Пережив всё это безумие, повидав такое, что не пришло бы в голову сотворить и гароннам, Хидра была уже совершенно не той высокомерной властительницей с острым насмешливым язычком и гордым подбородком. Мучители добились своего. Хавруш, стоявший сейчас перед ней в пурпуровом плаще с белоснежным шарфом на плечах, чистый, холеный, представлялся ей теперь спустившимся с небес добрым посланцем милосердной Девы, явившимся за тем, чтобы спасти ее, вырвать из этого жуткого, дикого, не существующего в действительности подземного мира. Он казался ей едва ли не красавцем. От него вместе с благоуханием роз исходила надежда. А Хидра, как никогда, хотела жить, пусть не как прежде, но жить. Даже если ей придется существовать в раболепном унижении, в убогости, бесконечно ублажая всяких мерзавцев. Пусть! Главное – ЖИТЬ. И не только ради себя. Прежде всего, ради Нэтуса. Ведь без нее он пропадет. Кто еще обеспечит ему будущее, оградит от опасностей, подскажет в трудное время, как правильно поступить.
– Не уходи, умоляю тебя, Хавруш! – Глаза Хидры наполнились слезами. – Я готова на все, только выручи меня из беды. Что скажешь, то и буду делать…
– Хорошо, очень хорошо, – кивнул он. – Тогда подпиши вот это.
И он позвал стражников, которые расковали интолью и усадили на маленькую скамеечку.
Хавруш протянул ей онис и лущевый стержень.
– Я… я уже подписала признание, – удивилась Хидра, впрочем всем своим поведением выражая готовность заверить свиток еще раз.
– Это не признание, – лукаво улыбнулся Верховный военачальник. – Прочитай.
Хидра развернула онис и с трудом, поскольку строчки расплывались перед глазами, да и света от двух факелов было недостаточно, вникла в его содержание. В нем говорилось, что интолья Иргамы Хидра собственною волею отказывается от титула, от всех своих привилегий, всех владений и более никогда не будет ни на что претендовать. Кроме этого, она отказывается быть Наставником своему сыну Нэтусу и поручает это великому мужу Иргамы Хаврушу. И последнее: Хидра до самой смерти поступает на попечение вышеуказанного доблестного мужа, станет во всем ему подчиняться и всеми силами ему угождать. А если она посмеет ослушаться, то пусть по усмотрению своего хозяина будет бита или как-то иначе наказана, вплоть до лишения жизни.
То было ОТРЕЧЕНИЕ.
Рука с лущевым стержнем застыла над онисом и предательски задрожала. Женщина подняла на негодяя взгляд своих черных, как ночь, глаз – она была потрясена.
– Если не хочешь – не подписывай, – безразлично заметил вероломный Хавруш, делая вид, что собирается уйти.
Хидра немедленно склонилась над онисом и старательно вывела свое имя.
Хавруш усмехнулся. В то же мгновение он вырвал онис из ее рук и щелкнул пальцами, кого-то призывая. В темницу вошли два запуганных человечка в розовых накидках – законники. В их руках были лущевые стержни и имущественные книги. Один, пользуясь услужливо подставленной спиной другого, сделал в книгах множество записей и заставил Хидру их удостоверить. Поклонившись до земли, законники, пятясь, вышли. Хавруш победоносно свернул свиток, сунул его в почтовый жезл, а жезл спрятал на теле.
– Дай скорее руку, дорогая Хидра, я выведу тебя из этих страшных подземелий, – сладким голосом сказал он.
Хидра с трудом поднялась, чувствуя, как подкашиваются ноги, прижалась к плечу Верховного военачальника и оперлась о его руку. Спустя совсем немного времени она уже нежилась в купальнях Солнечного дворца, и ей прислуживали молчаливые трудолюбивые рабыни, которых она видела впервые. Они усердно отмывали с ее тела въевшуюся грязь, смазывали травяными кашицами ранки, заботливо умащивали кожу благовониями, старательно расчесывали спутавшиеся волосы. Там же она заснула, а проснувшись, отведала несколько изысканных яств и выпила кувшин неразбавленного вина. То, что с ней произошло, вдруг представилось ей страшным сном. Вот она – реальная жизнь, чудесная, упоительная…
Окончательно разгромив войско врага, Инфект Авидронии поспешил подвести итоги. Несмотря на то что многим его партикулам, особенно тяжеловооруженным, и вовсе не пришлось участвовать в битве, потери авидронов были огромными – не меньше, чем в ужасном столкновении под Кадишем, – почти сто тысяч человек. Впрочем, в тот раз авидроны защищались, а сейчас – атаковали. Недаром больше половины потерь пришлось на легковооруженных, штурмовавших Волчий ручей. По мнению большинства, благодаря именно вспомогательным войскам и была одержана эта блестящая победа. Всадники Лигура и Кариса, сломившие противника разрушительными фланговыми ударами, лишь воспользовались достигнутым ранее успехом.