Шерас
Шрифт:
Споры, препирательства, неподчинение, всеобщая неразбериха, переходящая в откровенную измену, — вот что творилось в «союзническом» войске. Если б Ибабд знал, в каком плачевном положении находится противоборствующая армия, он бы немедленно ее атаковал и наверняка бы разгромил. Но осторожный полководец ни о чем не догадывался и, имея, как он полагал, в пять-шесть раз меньше цинитов, чем противник, предпочитал выжидать и обороняться.
К вечеру, однако, атаки «союзников» стали откровенно слабыми, разноплеменные войска уже не в силах были скрывать свою беспомощность. Коловаты, понесшие ранее большие потери, отказывались
Наконец Ибабд предпринял контратаку. Его конные силы — две с половиной тысячи средневооруженных воинов и монолитаев, еще не были задействованы и по-прежнему стояли в резерве. Ими-то он и воспользовался, и, неожиданно для всех, сам присоединился к атакующим, встав в центр тяжеловооруженных всадников.
Хлесткая, яростная атака авидронов разрушила единую линию отрядов «союзников». Их строй развалился, возникла сумятица, каждая армия объединилась вокруг своего предводителя и стала сражаться сама за себя.
Отчаяннее всех дрались конные бедлумы. Только им, несмотря на то, что в них ударила тяжеловооруженная конная фаланга, удалось устоять. Первые их шеренги были просто сметены, но последующие ряды сражались самоотверженно. Впрочем, бедлумы, прославленные своим индивидуальным воинским мастерством, не показали сплоченности строя и умения подчиняться жесткой дисциплине. Увлекшись жаркой кровопролитной сечей, они распались на группы, утратили единство, и, в конце концов, их порубили всех до единого.
Мужество проявили не только бедлумы, но больше оказалось тех, кто, испугавшись окружения, попытался отступить, чтобы занять более выгодные позиции. При отходе возникли всеобщая давка, беспорядок, и отступление быстро переросло в бегство. По ущелью метались всадники, давя пеших. Вскоре вся «союзная» армия побежала, бросая оружие, не подчиняясь никому, кроме страха и желания уцелеть. Вышедшая из-под всякого подчинения, обезумевшая разноязыкая толпа рвалась на свободу, вон из ущелья, сметая всё на своем пути: свежие отряды резерва, обозы, палатки с ранеными.
Некоторые правители, бросив свои армии, первыми покинули место сражения. Видя это, еще не вступившие в бой партикулы, способные остановить наступление авидронов, стали разбегаться, бросая свои опозоренные трусостью знамена.
Всё это время ДозирЭ держался рядом с Ибабдом, и несколько раз они, сражаясь бок о бок, наравне подвергались смертельному риску. Когда же бедлумов разбили и авидроны увидели, что противник побежал, Ибабд приказал преследовать «союзников» до полного уничтожения, а сам вернулся назад, чтобы отрядить в погоню дополнительные пешие отряды, позаботиться о раненых и главное — послать голубей в Дати Ассавар и в Грономфу с известием о победе.
Вскоре ДозирЭ вместе с сотней конников ворвался в лагерь «союзников», который они оставили на произвол судьбы. Богатые шатры правителей, колесницы, украшенные золотом и серебром, красивые женщины, многочисленная прислуга, рабы. Всё это мелькало перед глазами молодого человека, разгоряченного схваткой. Люди в ужасе метались по лагерю, молили о пощаде, гибли под ударами копий и мечей.
Идал где-то отстал. ДозирЭ, не дожидаясь его, пытаясь настичь уже не сопротивляющихся врагов, в одиночку выскочил из лагеря с противоположной стороны. Здесь на него напали, но он сумел отбиться от десятка легковооруженных конников, многих из них ранив, а чуть позже их добили подоспевшие циниты Ибабда…
Преследование воинами Кадишской либеры противника длилось четыре дня. Во время погони погибло в два раза больше «союзников», чем во время битвы. Семнадцать тысяч воинов авидроны взяли в плен. Впоследствии среди них обнаружились четыре интола, два инфекта, три десятка вождей и около полутысячи знатнейших.
На второй день преследования ДозирЭ с отрядом конников догнал в редком низкорослом леске группу всадников в богатых одеждах. Уставшие беглецы, увидев, что погоня их настигла и что силы примерно равны, развернули лошадей и двинулись навстречу преследователям. Бой был коротким и жестоким. Вскоре в живых осталось лишь четверо «союзников», и они, окруженные со всех сторон, сбились в группу. Тут-то ДозирЭ и узнал недавнего переговорщика, юного Баготерия. Он выглядел измученным, был в пыли, в крови, тяжело дышал. Под ним был совсем другой конь — грузный, толстоногий, неказистый.
— Твоя жизнь в твоих руках, — сказал ему ДозирЭ. — Или ты отдашь оружие и поедешь с нами, или умрешь.
Баготерий потухшим взглядом посмотрел на ДозирЭ. Он, несомненно, узнал дерзкого авидрона, с которым говорил несколько дней назад, и понуро опустил голову, будто ему стало стыдно за свою недавнюю самоуверенность, которая обернулась таким несчастьем.
— Меня нельзя убивать — я сын интола Галермо, наследник трона, — пробормотал Баготерий, не поднимая глаз.
— Мне безразлично, кто ты такой, — отвечал ему ДозирЭ. — Если ты не сдашься, я просто тебя убью и поеду в свой лагерь пить вино и восславлять Авидронию. И никто меня ни словом не упрекнет. Клянусь!
Баготерий посмотрел на своих соратников. Было ясно: не раз доказывавшие свою верность, они с хладнокровием только ждали приказа — умереть в последней схватке или сдаться. Баготерий крепко выругался и швырнул на землю свою роскошную морскую рапиру…
Около двадцати дней Кадишская либера стояла лагерем в ущелье Кимранов. Пленных и всё добро, захваченное в лагере противника, отправили под усиленной охраной в Панабеон, а четыре тысячи раненых авидронов — в Дати Ассавар. От самой либеры осталось чуть больше половины, и расстроенный этим обстоятельством Ибабд, скрепя сердце, восполнил партикулы обозными и мастеровыми.
Однажды в лагерь вернулся очередной отряд следопытов. Сообщение, которое они принесли, было удручающим: огромная армия флатонов, вслед за «союзниками» обогнувшая Алинойские горы и вошедшая в Междуречье, двинулась к Дати Ассавар. Но не через ущелье Кимранов, а в обход.
Ибабд тут же приказал трубить сбор, и либера ускоренным маршем двинулась в направлении горной крепости.
В двадцати итэмах от Дати Ассавар, недалеко от дороги, там, где вольготно раскинулись огромные погребальные холмы местного дикого племени, Ибабд остановился и велел разбить на самом высоком кургане лагерь и строить укрепления.