Шерас
Шрифт:
Центр Кадишской либеры держался из последних сил. Вышли из строя все колесницы, от пеших метателей осталось не более тысячи человек, погибли восемь военачальников и две трети всех десятников и сотников. Наконец Ибабд отдал распоряжение поджечь все метательные механизмы, а воздушным шарам велел лететь в Дати Ассавар. На одном из них военачальник мог бы спастись и сам. Так ему многие и предлагали. Но он, не раздумывая, остался вместе со своей гибнущей армией.
Потом Ибабд приказал всем отрядам отступать в сторону лагеря. Как раз в это время флатоны перегруппировывались и на время оставили в покое так долго упорствующих авидронов. Остатки партикул собрались вокруг своих знамен и начали осторожно отходить…
Эта ночь в окруженном флатонами авидронском лагере была для многих цинитов Кадишской либеры, может быть, самой страшной ночью в их жизни. На соседних холмах догорали останки метательных механизмов — гордость Кадишской либеры. Стонали тысячи раненых, свезенных в шатры лекарей. Все вокруг имели жалкий вид: черные от пыли и дыма лица, обожженные, изорванные, окровавленные одежды.
От некогда блестящей двадцатитысячной армии, созданной при личном участии Алеклии, сейчас осталось три тысячи усталых потрепанных воинов. Но они не утратили мужества и достоинства. Несмотря на то, что пришлось спешно отступать, у всех было ощущение, что либера сделала все, что смогла, и никто, никакое, даже самое отчаянное войско не смогло бы сделать большего. Ибабд это понимал, и чувство выполненного долга хотя бы отчасти успокаивало его. Всю ночь он не спал, горько переживая гибель своего великолепнейшего войска, обходил раненых, поддерживая их своим присутствием и своей искренней благодарностью. Многие, в особенности умирающие, смотрели на него, как на родного отца, видя в нем своего последнего утешителя.
Флатоны, казалось, засели у самых стен лагеря, рычали на разные голоса, выли волками, метали зажженные стрелы. С любой сторожевой башни были хорошо видны многочисленные костры флатонов, горящие, казалось, даже у самого горизонта. Два раза к воротам подъезжал переговорщик и на ломаном авидронском предлагал цинитам сдаться, обещая им жизнь.
Поздней ночью Ибабд собрал военный совет, на который пригласил всех выживших военачальников, цинитаев и аймов, а также ДозирЭ и Идала. Все понимали — Кадишская либера окружена, и на спасение нет никаких шансов. Однако большинство авидронов сохраняли спокойствие.
У либеры было три пути: немедленно сдаться в плен, выйти из лагеря и умереть в честном бою или оставаться в лагере, ибо продержаться в нем можно было довольно долго. Первое авидронам претило и всерьез не обсуждалось, второе выглядело довольно глупо, третье сулило лишь какие-то призрачные надежды, но, по сути, не предвещало ничего утешительного, кроме отсроченной гибели.
Пораженные величием и драматизмом момента, высказывались все, горячо поверяя достойному собранию свои мысли. Молодые сотники, пользуясь чаще возвышенным слогом, в большинстве своем ратовали за последний смертельный бой; они говорили, что самоотверженность и героизм, проявленные ими перед смертью, покроют славой имя Кадишской либеры на века, а флатоны с моральной стороны не получат долгожданной победы. Их старшие товарищи, опытные военачальники, не разделяли такой безоглядной пылкости и пытались найти из сложившегося положения хоть какой-то выход. Ибабд внимательно выслушивал всех, тщательно взвешивая любой новый довод, и каждого искренне благодарил за произнесенную речь.
ДозирЭ единственный не был эжином среди присутствующих, к тому же он так устал за эти дни, что плохо понимал, что вообще происходит, и поэтому, когда до него дошла очередь, немного сконфузился, не зная, что добавить к уже произнесеным речам. Однако Идал, чье явное благородство и военная выправка всем внушали уважение, вдруг высказал мысль, которая еще никому не приходила в голову.
— Я более склонен был думать, что самое разумное решение — оставаться в лагере и защищаться. Но таким образом можно продержаться пять, ну десять дней, не больше. Все видели, как воюют флатоны. Между тем Авидрония далеко, от Дати Ассавар помощи ждать не приходится. И тогда я пришел к выводу, что единственный шанс на спасение, пусть ничтожный — это самим с боем прорываться в Дати Ассавар…
Рассудительность грономфского эжина и его завидное хладнокровие произвели на собрание неизгладимое впечатление. Многие присутствующие заметно расстроились, потому что им не пришла на ум эта простая и вместе с тем блестящая мысль. После долгих и довольно бурных обсуждений было решено воспользоваться предложением Идала.
С собой брали только самое необходимое. Б'oльшую часть имущества Кадишской либеры: припасы на тридцать дней, метательные снаряды, лагерное имущество, средства для переправы, мастерские, сотни повозок, несколько стенобитных механизмов — всё это решили сжечь, уничтожить или повредить, так, чтобы ничего не досталось врагу. Самая сложная проблема, которая никому не давала покоя, вызывая жестокие нравственные терзания и жгучий стыд за собственные мысли, заключалась в судьбе раненых, которых в лечебнице Кадишской либеры скопилось огромное количество. Ибабд, впрочем, отнесся к этой проблеме как к само собой разумеющейся: раненых, тех, кто не мог идти, погрузили на быстроходные повозки, по шесть человек на каждой, и впрягли в них мохноногих авидронских лошадей тягловой породы.
К утру всё было подготовлено. То, что собирались сжечь, облили дорианским маслом и подожгли; тут же сотни костров, подхваченные теплым задиристым ветерком, гулявшим по холмам, взвились к небу.
Кадишская либера вышла из лагеря, явив флатонам ощетинившийся длинными копьями клин. Спереди и сзади ехали конники, по бокам шли тяжеловооруженные пешие, внутри клина расположились метатели и все вспомогательные отряды. В центре строя двигался обоз с ранеными и самым ценным имуществом, которое не решились оставить. Там же находились знаменосцы, держа над головой гордые знамена партикул и прославленное знамя Кадишской либеры.
Флатоны напали не сразу: видимо, им и в голову не приходило, что авидроны могут решиться на столь безрассудный поступок. Только редкие лучники стали тревожить боевой строй, но сильная ответная стрельба не позволила им слишком приблизиться и нанести либере ощутимый урон. Лишь когда окончательно рассвело, воины Темного океана опомнились и густо окружили авидронов, которые уже успели пройти три итэмы и приближались к Пути на Дати Ассавар.
Островитяне, очевидно, ни в коем случае не хотели допустить, чтобы Кадишская либера пробилась к дороге: плотными отрядами они яростно набрасывались на клин со всех сторон, пытаясь его расчленить. Однако авидроны сражались со всей отчаянностью, на которую были способны, сотни флатонов гибли у ног монолитаев Ибабда, так и не сумев нанести авидронскому строю существенного вреда.
Несколько раз клин останавливался, поскольку на пути вырастали ударные конные отряды противника, но после короткой неистовой рубки авидроны продолжали движение, а рассеченный надвое строй флатонов распадался.
Осознав, что спереди авидронский клин слишком силен, воины Темного океана изменили тактику и стали атаковать сбоку и сзади. Этот прием принес больше пользы, и Ибабд, чтобы его строй не «разорвался», часто вынужден был останавливать либеру и дожидаться, пока немного подтянутся середина и «хвост» клина.
По всей видимости, авидронский строй давно бы прорвали, если бы не местность, которая всеми своими изгибами, овражками и пролесками всячески ему помогала. Флатоны никак не могли приблизиться к клину крупными силами, обойти его, чтобы непробиваемой стеной встать поперек движения, и полностью его окружить. Когда это почти удавалось, авидронов вдруг спасал то какой-нибудь, словно по волшебству, появившийся на пути ручей, то небольшой лесок, который прикрывал их с одного фланга и позволял сосредоточиться на сражении с противоположной стороны.