Шерас
Шрифт:
На ДозирЭ опять навалились. Двух горцев он тут же изрубил в куски, потом еще двух… Малльский лучник выстрелил в него почти в упор, стрела пробила пластину на груди и впилась в грудь. Метательный топорик раздробил предплечье левой руки, и она повисла плетью. Удары сыпались со всех сторон, и многие из них он уже пропускал.
Еще восемь маллов, один за другим, рухнули на тела своих соплеменников.
Наконец у ДозирЭ всё поплыло перед глазами. Ноги затряслись и перестали слушаться. Искореженные доспехи уже не защищали, а только мешали. Неожиданно слабость сковала всё тело, и он упал на колени. Он был не в силах даже поднять руку с мечом. Десятки ударов обрушились на него со всех сторон. Вскоре ДозирЭ, залитый с ног до головы кровью, безжизненно повалился
Увидев, что ДозирЭ упал, авидроны зарычали и из последних сил бросились вперед. Маллы тут же были смяты, но им на выручку кинулись те, кто до этого сражался с ДозирЭ. Бой ушел немного в сторону.
Израненного, всего исколотого и изрубленного ДозирЭ наконец оставили в покое. Каким-то чудом в нем еще теплилась жизнь. Сначала он прислушивался к шуму сражения, пытаясь понять, что происходит, но постепенно эти звуки становились тише и тише, пока вовсе не исчезли. ДозирЭ понял, что всё кончено, что он проваливается в бездну, откуда больше никогда не вернется, и последним усилием воли открыл глаза. Он увидел голубое-голубое небо, яркое до рези в глазах, и на нем едва различимые размытые точки — угасшие с наступлением утра звезды.
«Андэль! — шевельнулись его губы. — Любимая! Ты ждешь меня? Я иду к тебе! Мы возьмемся за руки и пойдем…»
Кинжальная боль вдруг пронзила его мозг, он с трудом в последний раз глотнул воздуха, сразу же обмяк, и глаза его застыли. Он был мертв…
ЭПИЛОГ
Прошло уже больше триады, а о Магической айме не было никаких вестей. Полководец Инфекта Дэс понял, что ему более не суждено увидеть ни ДозирЭ, ни его отряд. Он собрал тысяч двадцать воинов и сам отправился в Бахет-меги. На полпути его подстерег Ахлерой во главе внушительного войска. После короткого метательного боя осторожный Дэс предпочел отступить…
Война продолжалась. Прибыло пополнение, и в авидронской армии, располагавшейся в Малльских горах, появились новые доблестные отряды и проявили себя новые отчаянные храбрецы. Вскоре и о ДозирЭ, и о Магической айме все забыли…
Между тем о двойном поражении армий Фатахиллы и об их унизительном отступлении знал уже весь континент. Алеклия распорядился отправить голубей и посыльных во все страны, даже враждебные Грономфе, с подробным сообщением о блестящих авидронских победах. Теперь во всех столицах, во дворцах маленьких и больших правителей только и говорили о том, как было обращено в бегство миллионное войско Первого Принца, а потом — полумиллионное войско его сына. Невероятно, но нашествие Фатахиллы остановлено! Должно быть, очень сильны эти авидроны, если разделались с непобедимыми ордами воинов Темного океана!
Эти победы образумили многих. Сначала Вишневые доложили, что отправившиеся в поход на Авидронию дорианцы, отказавшись от взятых на себя перед Фатахиллой союзнических обязательств, неожиданно повернули назад. Потом авидроны узнали, что гагалузы и чурехи, которых остановил недалеко от авидронских границ Селес и которые ждали исхода столкновения между Алеклией и флатонами, ушли восвояси. Далее шестисоттысячное войско Союза городов Вастаху отправилось домой, озабоченное лишь тем, как бы уже авидроны не напали на них самих. Отступили мандрагулы и «Свободные воины». Теперь, кроме флатонов, Авидронии никто не угрожал.
Впрочем, был еще Берктоль. Четырехсоттысячная армия Сафир Глазза, хотя и остановилась на полпути к Авидронии, недалеко от Белых песков, возвращаться домой пока не собиралась — стояла лагерем в ожидании дальнейших событий. На очередном заседании Совета Шераса Сафир Глазз потребовал от посланцев стран—членов союзного договора увеличить сводное войско до миллиона человек («Авидрония должна быть наказана!»), но Юзофы на этот раз встретили слова Мудрейшего без особого воодушевления: даже самые ярые противники Авидронии не спешили выполнять это требование. Кроме того, сразу двадцать представителей заявили о выходе своих стран из Берктольского союза…
На невольничьих рынках континента появились первые
Поскольку через месяц после Битвы под Воггом Ополчение было распущено, чудом выживший Идал — от всего его отряда осталось не больше двадцати человек — вернулся в пылающую победным пурпуром Грономфу и вновь сменил военный плащ на темно-зеленую парраду богатого горожанина. Первое время эжин был неразлучен с такими же, как и он, отпрысками старинных родов. Сойдясь с ними в походе, он сейчас в их обществе предавался пирам и разнообразным усладам.
Грономфа день и ночь ликовала, восславляя Божественного, армию и Авидронию. Город превратился в одну большую семью, где все люди, вне зависимости от сословия и достатка, вдруг стали братьями, ибо это была общая победа и шли к ней все вместе, через страх, тревоги, утрату близких. В эти дни, когда у каждого авидрона сердце колотилось от какой-то необыкновенной всепоглощающей радости, когда у ночных костров мусак обнимал белита, а эжин пил из одной чаши с нищим, Идалу хотелось быть вместе со всеми, тем более что героев сражения с флатонами повсюду привечали особо. Постепенно, однако, гуляния утихли, Грономфа приобрела свой прежний довоенный облик, в город вернулись все жители, появились толпы инородцев, и на улицах вновь стало шумно, пыльно и тесно.
Идал понемногу отошел от своих новых друзей, которые, будучи с рожденья обеспеченными людьми, вели праздный образ жизни, не собираясь чем-либо серьезно заниматься, и увлекся посещением Рестории. Его героическое прошлое, его достойный вид, его великолепные ораторские способности, а главное, его щедрые вклады быстро принесли ему почет и уважение. Он был избран от своего народного собрания представителем по наблюдению за расходованием средств Инициатами и даже один раз присутствовал на заседании Совета Пятидесяти и видел Провтавтха. Впрочем, общественная деятельность эжину быстро надоела, поскольку отнимала много времени и средств, а между тем старый доверитель рода Безеликских умер, и заниматься делами стало совершенно некому. Идал вернулся к денежным книгам, которые не открывал уже более полугода, и тут не только убедился, что утратил почти все, но и обнаружил, что образовались внушительные долги, которые следует немедленно погасить во избежание худших неприятностей. Денежные потери, которые он понес в Карле Ролси и Панабеоне, нанесли такой непоправимый ущерб, что впору было вновь седлать боевого коня и бежать от всех проблем в партикулы.
В Грономфе тем временем вновь закипела деловая жизнь. Возводились дворцы и доходные дома, открывались торговые форумы, гомоноклы, кратемарьи. Братства строили огромные ремесленные и художественные мастерские. Видя это, Идал продал все, что еще оставалось в его владении, кроме родового дворца в Старом городе, где по-прежнему хозяйничал Эртрут, заткнул все прорехи, а оставшиеся средства попробовал выгодно вложить. Но тут он столкнулся с невиданной доселе предприимчивостью грономфских негоциантов, исключительно жестким соперничеством и за последующие несколько месяцев больше потерял, чем приобрел. Он впервые пожалел, что предал семейное дело. А ведь великолепные разнообразные ткани рода Безеликских ценились не только в Грономфе и в Авидронии, но и во многих дальних городах и странах. Не было теперь у Идала ни плантаций льна, хлопка и тоскана, ни ткацких мастерских, ни гомоноклов и лавок, куда могли пожаловать покупатели, ни торговых кораблей, а главное — не было теперь мастеровых, знавших особые секреты ремесла…